Вилли Бредель - Отцы

Хардекопф сел за стол. Молча, и нельзя сказать, чтобы ласково, посмотрел он на сына. Фриц снова рассмеялся и воскликнул:

— Господи! Да что у вас всех такой похоронный вид?

Хардекопф спросил строго, медленно выговаривая слова:

— Зачем ты приехал?

Фриц недоуменно посмотрел в лицо отцу и ответил:

— Да это… ведь это… — он запнулся, смутился. — То есть как так? Что ты хочешь этим сказать?

— Идет война! — неожиданно крикнул Хардекопф, в упор глядя в глаза сыну.

— Да я ведь это знаю, отец!

— Знаешь? Так зачем же ты приехал?

Теперь побледнел сын. Он вскочил; казалось, он сейчас выбежит из комнаты и никогда больше не вернется. Но он никуда не ушел. Держась за край стола, он сказал:

— Я потому и приехал.

— Дурак! — отрезал Хардекопф. И, повысив голос до крика, бросил: — Идиот!

Несколько секунд в кухне стояла гнетущая тишина…

Хардекопф медленно поднялся и стал против сына. Их разделял только кухонный стол.

— Тебе видно, не терпится попасть в братскую могилу?

Сын пробормотал:

— Я думал, что ты обрадуешься моему приезду.

— Чему же мне радоваться? Что передо мной кандидат в покойники?

Паулина вмешалась:

— Давай, Иоганн, лучше спокойно все обсудим. Мальчик хотел…

— Помолчи ты хоть раз, — резко оборвал ее муж, — теперь я говорю с ним.

Фриц тем временем немного овладел собой. То, что мать вступилась за него, придало ему храбрости, он почувствовал опору. Очень уверенно, с чувством собственного достоинства ходил он маленькими шажками по кухне. Тихо, но упирая на каждое слово и не глядя на отца, он сказал:

— Я тоже думаю, что так кричать нет никакого смысла. Раньше, отец, ты ведь никогда не кричал.

Хардекопф молча посмотрел на сына. «Да, раньше…»

— Но, честное слово, — продолжал Фриц, — я ровно ничего не понимаю!

«Значит, надо было кричать раньше? — думал Хардекопф. — Я слишком поздно начал кричать». Людвиг сел на стул Фрица и пил кофе не подымая глаз. Фрау Хардекопф в выжидающей позе стояла посреди кухни, каждую минуту готовая броситься между мужем и сыном.

— Нет, я ровно ничего не понимаю, — повторил Фриц, безостановочно шагая из угла в угол. — Видишь ли, отец, сначала я тоже думал: война, — ну ее к дьяволу! Подальше от нее! Но когда я прочел, что социал-демократы поклялись кайзеру защищать Германию и даже кое-кто из социал-демократических депутатов записался в добровольцы, я переменил мнение.

«Да-да-да, мне надо было раньше кричать, — думал Хардекопф. — Что я сделал для того, чтобы воспитать моих сыновей социалистами? Но кто мог подумать, что все так обернется? Кто мог подумать?»

— И ведь они правы. Верно, отец? Мы же не можем допустить, чтобы русские разбили Германию. И Англия, та хочет захватить наши колонии и уничтожить наш флот. Если все немцы не объединятся… Да, здесь вот журнал… Ты читал?

Фриц показал на подоконник, где лежал августовский номер «Правдивого Якова». На титульном листе журнала изображен был немецкий Михель, цепом молотивший по головам англичанина, француза и русского. Подпись гласила: «Эй, ребята, дружней за работу. Наше дело молотить!»

«Я виноват, я один виноват, — думал Хардекопф, — только я. Надо было раньше кричать… И кричать правду». Он не смотрел на сына, он обеими руками обхватил голову и закрыл глаза.

— Обо мне, отец, не беспокойся, со мной ничего не случится!

Хардекопф ничего не ответил. Он и не слышал ничего, он только без конца твердил про себя: «Я виноват! Только я! Только я!»

Время было уже позднее. Старики ушли к себе, Фриц и Людвиг, забывший в этот вечер о Гермине, еще долго сидели в кухне. Людвиг шепотом спросил брата:

— Что ж ты думаешь теперь делать? — И сам тотчас же ответил на свой вопрос: — Возможно, тебе удастся найти работу у «Блома и Фосс»? Как судостроительный рабочий ты получишь броню.

— Не для того я приехал, чтобы работать на верфи, — ответил Фриц.

— Чего же ты хочешь?

— Хочу во флот, — запальчиво сказал Фриц.

Людвиг испуганно посмотрел на него.

— Отец знает об этом?

— Догадывается, вероятно, иначе он так не волновался бы.

— Он никогда не разрешит тебе.

— Ну, значит, обойдусь без разрешения.

Людвигу Хардекопфу было уже под тридцать. Однажды он ослушался матери — женился без ее позволения. И жестоко поплатился. Его приводила в ужас мысль о том, что брат собирается действовать наперекор воле родителей. Умоляющим голосом он сказал:

— Не делай этого, Фриц! Это плохо кончится.