Эрвин Лазар - Фокусник (сборник рассказов)

— Правда, — поспешно пробормотал я, не смея поднять на него глаза.

Сейчас уже сердце мое не сжимается, когда я думаю о сумасшедшем графе. Я понимаю его. Вернее, понял как следует только теперь. Быть может, он вовсе и не был графом, хотя однажды за ним приезжала машина с фамильным гербом. Супруга хотела забрать сумасшедшего графа домой, но он даже не впустил ее к себе. Так, во всяком случае, говорили в деревне. А машину с гербом я и сам видел. Видел, правда, мельком, и женщину на заднем сиденье — ее голубое платье и профиль. Я так отчетливо их запомнил, что впоследствии она не раз, словно видение, возникала перед моими глазами. Да и теперь еще я порой останавливаюсь как вкопанный, если мимо проносится такой же загадочный автомобиль. Потому что бывают загадочные автомобили. Я разыскиваю жену сумасшедшего графа, ту женщину в голубом платье и с тонким лицом, которую он не впустил к себе.

А может, он все же был графом.

Только нищим.

Появившись однажды в деревне, он в тот же день купил у Иштвана Сюра ветхий домишко на самой окраине, а назавтра уже побирался.

— Подайте сумасшедшему графу, — просил он, возникая на пороге в неизменных клетчатых брюках и сконфуженно усмехаясь.

Как-то раз, когда я был еще маленьким, я увидел его на станции.

— Смотрите-ка, сумасшедший граф пожаловал, — сказал кто-то.

Все засмеялись.

Он прошел к кассе и склонился перед окошком:

— Мне бы до Пешта… Один билет, если можно…

— Почему же нельзя, господин граф? Для вас — все что угодно, — расплывшись в ехидной ухмылке, ответил розовощекий дежурный по станции и, порывшись в бумагах, сунул ему в руку билет.

— Спасибо, — пролепетал граф. — Большое спасибо… Растроганный, он стоял посреди зала ожиданий.

— У вас билет с дыркой, — шепнул ему какой-то мальчишка и прыснул со смеху.

Сумасшедший граф посмотрел на билет. Тот действительно оказался дырявым. Он беспомощно огляделся вокруг, но повсюду плясали одни осклабившиеся в злорадных усмешках физиономии.

— Далеко ли собрались, господин граф? — раздалось из толпы.

И пока сконфуженный обладатель клетчатых брюк неуклюже вертел головой, кто-то, подкравшись сзади, заткнул ему за ленту шляпы цветок.

Прибыл поезд. Люди хлынули на перрон, а граф все стоял, изумленно уставившись на дырявый билет. Цветок с обломившимся стеблем болтался у него над ухом.

В зале остались только мы двое.

— Дяденька! — сказал я, но он не услышал, и я повторил: — Дяденька! У вас цветок на шляпе.

— И правда… — пробормотал он и, медленно подняв руку, сбросил цветок.

Мама в ту ночь разбудила меня:

— Что ты вскрикиваешь, сынок? Приснилось что-нибудь страшное?

— Да, — ответил я и зарыдал.

Смотреть работы мы стали от двери. Первой была «Молодая танцовщица».

— Вечная тьма, — язвительно скривив губы, заметил Бокрош. — Вариация в духе социализма.

— Разумеется, раз это Каллои, — пренебрежительно вставил Мелцер. — Как твое мнение? — обратился он ко мне.

— Посмотрим, — буркнул я.

Статуя была мертва. Но слово, которого от меня ждут, решающее, и это естественно: ведь я председатель жюри.

Раи уже перешел к следующей скульптуре.

— Как тебе эта танцовщица? — окликнул его Бокрош. Раи обернулся, но посмотрел не на нас, а куда-то мимо.

— Однажды я видел танцовщицу, — сказал он. — Уж не припомню, кто ее вылепил…

«Рик Уотерс, — подумал я. — Это была статуя Рика Уотерса».

— Посмотри, сынок, что за девушка! — сказала мама, протягивая мне газету. — Да посмотри же какая!..

На снимке была скульптура «Молодая танцовщица».

— Уже видел, — равнодушно ответил я. — Фотография какой-то скульптуры.

Прошло несколько минут, прежде чем я заметил, что мама обиделась. Она разбирала постели, и движения ее были неловкими, угловатыми, как всегда, когда она обижалась. Я стал наблюдать за ней, но мама легла спать, так и не взглянув на меня. Газету она бережно положила рядом с кроватью на стул, как бы подчеркивая: «Газета — моя. Тебе все равно не понять эту девушку, как не понять и меня».

Мне давно следовало бы привыкнуть к ее причудам, но она всякий раз удивляла меня. Теперь еще эта девушка! Вечно у моей матушки какая-нибудь навязчивая идея. Ну что там особенного? Обыкновенная статуя полуодетой молодой женщины. Я принужденно ухмыльнулся. Полуодетой? Снимок я видел лишь мельком, когда просматривал газету. Впрочем, я уже не был уверен, что девушка полуодета. Проще всего — встать да посмотреть. Но нет, надо постараться воспроизвести снимок мысленно.