Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 2 [litres]

Читая эту строгую критику реформ императора Александра II, с прискорбием должен сознаться, что автор отчасти прав: действительно, каждая из ряда реформ совершалась сама по себе, трудами особых комиссий, без общей связи. Но ошибка автора в том, что он произносит приговор всем реформам огульно, упуская из виду, что царствование Александра II разделялось резко на два периода: первые годы – собственно период реформ, и последующие годы – период реакции. Вся деятельность правительственная в этот второй и более продолжительный период заключалась в переделке и искажении работы первого периода. Взяли верх противники реформ, задавшиеся целью постепенно упразднить их. Какого же тут ожидать единства и стройного плана!

Автор справедливо указывает на неблагоприятные обстоятельства, омрачившие последние годы царствования Александра II (в особенности же на кончину императрицы Марии Александровны), а затем переходит к положению дел при воцарении Александра III, который, по мнению Леруа-Бельё, якобы упустил благоприятный момент, чтобы новыми разумными реформами предотвратить наступление общего неудовольствия и укротить ничтожную шайку подпольных революционеров. Из этих строк можно заключить, что французскому автору не были известны составленные еще при жизни Александра II и утвержденные им предположения Лорис-Меликова; ему неизвестно было, что предположения эти, подписанные самим наследником престола, снова подвергнуты были обсуждению в первые же дни по воцарении его и отвергнуты.

Затем автор продолжает: «…Но если благоприятный момент упущен, то разве из этого следует, что не надо ничего делать? Из того, что враги порядка вновь попытаются прибегнуть к бомбам и подкопам, что несколько фанатиков-революционеров, по большей части несовершеннолетних молокососов, ожесточенных перенесенными страданиями, не согласятся, вероятно, сложить оружие, несмотря на уступки правительства, разве из этого следует, что надо держаться за старый режим, который все уже считают отжившим? Разве это повод к возвращению строгого режима, который породил нигилизм и вызвал целый ряд ужасных покушений, не виданных еще историей? Наконец, разве это повод упорно заходить всё глубже в тупик, из которого нет выхода, вызывать всё новые преступления и оправдывать в глазах небольшой части населения злодеяния неисправимых заговорщиков? Разумеется, подобный образ действий не может послужить на пользу ни государю, ни династии».

Эти строки почти совпадают с мнениями, которые высказывались и мною, и некоторыми другими в совещаниях в присутствии молодого императора. Говорилось и то, что читаем в нижеследующих строках французской статьи: «Россия теперь переживает один из самых критических моментов своей истории; первые шаги государя, без сомнения, определят всё его царствование. Настоящее же положение не может продолжаться. Никто никогда не думал, что оно надолго переживет покойного императора».

K сожалению, не все разделяют это мнение, и всего прискорбнее то, что не разделяет его сам преемник императора Александра II. Приведенные строки, очевидно, написаны, когда не могло еще сделаться общеизвестным, на какую точку зрения станет новый самодержец России. В этом отношении можно было бы ожидать чего-нибудь более определенного в статье, появившейся в позднейшем номере того же «Revue des deux mondes», вышедшем 1 июня: «L’empereur Alexandre III et les réformes politiques en Russie». Ho статья эта далеко уступает первой статье. Автор ее не имел таких точных данных, как Леруа-Больё; он, по-видимому, ограничился выписками из появившейся недавно немецкой книжки: «Von Nicolaus I zu Alexander III» (Leipzig, 1881), приписываемой некоему Эккардту.

Поэтому немудрено, что и во французской статье проглядывает немецкий, несочувственный взгляд на либеральные стремления в России и совершившиеся уже в царствование покойного императора реформы. Большинство немцев всегда смотрит враждебно на всякий шаг вперед в нашем отечестве. Автор французской статьи ожидает чего-то хорошего от молодого нашего императора и сменившего графа Лорис-Меликова нового министра внутренних дел графа Игнатьева. Увидим.

19 июля. Воскресенье.Опять большой промежуток в моем дневнике. В продолжение этого антракта я занимался по утрам почти исключительно разборкой своего домашнего архива. Работа эта доставляет мне большое наслаждение: вся протекшая жизнь моя как бы воскресает в памяти; целый ряд забытых лиц и фактов проходит в воспоминаниях моих. С невыразимым удовольствием пробегаю письма матери и отца в лета моего детства, переписку с товарищами по службе, давнишние заметки о разных предполагавшихся ученых работах и прочее и прочее.