Эжен Сю - Зависть

- До свидания, пусть Бог услышит тебя, - и доктор Дюфур обнял своего друга.

- Теперь, Пьер, проводи меня до дилижанса, я хочу пожать тебе руку, садясь в экипаж.

Несколько минут спустя Анри Давид 'уехал в Нант, где он должен сесть на бриг «Эндимион».

«Последняя капля переполняет чашу», - гласит пословица.

После сцены, происшедшей в Пон-Бриллане, в день св. Губерта, сердце Фредерика преисполнилось желчью.

В наказании молодым маркизом его коня Фредерик увидел оскорбление или, вернее, предлог, который позволил бы ему открыто заявить Раулю де Пон-Бриллану о своей ненависти, в надежде толкнуть того на яростную месть.

По возвращении на ферму после ночи, прошедшей в мрачных размышлениях, сын мадам Бастьен написал утром записку такого содержания:

«Если вы не трус, вы придете завтра к скале Гранд-Сир с ружьем, заряженным пулями. При мне тоже будет ружье. Приходите один, ибо я явлюсь один…

Я вас ненавижу. Вы узнаете мое имя, когда я выскажу вам в лицо причину своей ненависти.

Скала Гранд-Сир находится в уединенном месте в вашем лесу Пон-Бриллан. Я буду вас завтра ждать все утро, весь день, если надо. У вас нет никакого довода, чтобы пренебречь этим свиданием».

Этот почти безрассудный поступок объясним только вспышкой ненависти и возрастом Фредерика, так же, как незнанием жизни и изолированностью, в которой он жил.

Написанную записку Фредерик адресовал Раулю де Пон-Бриллану и стал ждать часа, когда сельский посыльный зайдет на ферму и отнесет письмо, предназначенное маркизу, на почту в Пон-Бриллан.

В течение этого дня юноша скрывал свое намерение и притворялся более спокойным, чем обычно.

Когда наступил вечер, он сказал мадам Бастьен, что чувствует себя усталым и желает спать до позднего утра - пусть в его комнату никто не приходит до тех пор, пока он не встанет. Молодая мать, надеясь, что отдых пойдет на пользу сыну, согласилась с его желанием.

Едва рассвело, юноша бесшумно открыл окно своей комнаты, которую можно было пройти лишь через спальню матери, и легко вылез во двор, тем более, что комнаты находились на первом этаже. В его распоряжении был тяжелый кусок свинца, и он пошел попросить старого садовника отлить несколько пуль. Фредерик объяснил, Что идет в засаду на кабанов с арендатором.

Это показалось садовнику правдоподобным. С помощью нехитрого приспособления он отлил шесть пуль и вручил их молодому хозяину.

Тогда тот поспешно отправился к скале Гранд-Сир, находившейся в одном из самых глухих уголков леса.

Приближаясь к месту свидания, которое он назначил молодому маркизу, Фредерик ощутил неистовое сердцебиение. Он был уверен, что разъяренный оскорблением и вызовом, который заключала записка неизвестного врага, Рауль де Пон-Бриллан захочет отомстить за него.

- Он меня убьет или я его, - разговаривал сам с собой молодой человек. - Если он меня убьет, тем лучше. К чему влачить существование, навсегда отравленное завистью. Если же я его убью…

При этой мысли он вздрогнул. Затем, почти устыдившись своей слабости, сказал:

- Что же, если я его убью, будет еще лучше. Ему не придется больше наслаждаться теми благами, которые вызвали мою зависть. Если я его убью, - добавил несчастный, ища доводы оправдать в собственных глазах это мрачное решение, - его великолепие не оскорбит больше моей бедности и тех, кто еще более достоин, жалости, чем я.

Погруженный в такие мрачные мысли, Фредерик скоро достиг скалы Гранд-Сир. Ее так называли уже несколько веков в память об одном из сеньоров Пон-Бриллана, по приказу которого она была сооружена из гранитных глыб неподалеку от одной из дорог пересекавших лес.

Каштаны и огромные ели тянулись из глубины расщелин в скалах. Это было место уединенное и дикое, полное мрачного величия. Солнце, уже вставшее, играло везде на глыбах серого гранита, покрытого мхом. Его алые лучи скользили через деревья, лишенные листвы. День обещал быть замечательным, что нередко случается в конце осени.

Фредерик положил свое ружье в каком-то подобии естественного грота, образованном глубокой впадиной, наполовину скрытой густым занавесом из плюща, проросшего в трещине наверху.

От этого места до так называемой дороги Коннетабля было около сорока шагов. Маркиз мог явиться только по этой дороге, где рос кустарник и притаился Фредерик. Отсюда, не будучи замеченным, он мог далеко просматривать дорогу.

Час, два, три уже протекли. Рауль де Пон-Бриллан не появлялся.