На минуту поколебленный убежденностью Давида, доктор сказал:
- При таком обстоятельстве Фредерик мог поддаться порыву гнева, что с ним сейчас часто случается. Но подумай, ведь эта перемена, которая тревожит и пугает его мать, длится уже несколько месяцев. Происшедшая сцена могла разъярить Фредерика, но ненависть, настолько сильная, что она изменила его и внешне, и духовно, должна иметь серьезный повод и уже давно. Сын мадам Бастьен и Рауль де Пон-Бриллан никогда не разговаривали, они вращаются в совершенно разных сферах, между ними нет общения. Откуда же могла родиться ненависть, разделяющая этих двух молодых людей?
- Это правда, твои рассуждения справедливы, я должен сдаться, - ответил Давид задумчиво. - И все же что-то подсказывает мне, что Фредерик переживает моральный кризис.
- О, что касается этого, я не настаиваю на абсолютном объяснении, которое я дал мадам Бастьен в надежде ее успокоить. Я говорю, как и ты: Фредерик, возможно, находится под влиянием морального кризиса. А отчего произошел этот кризис? Увы, причину его трудно отгадать, если даже проницательная мать на это не способна. Впрочем, я посоветовал мадам Бастьен развлекать по возможности своего сына и в случае надобности отправиться с ним путешествовать на несколько месяцев. Может быть, движение, перемена места окажут на него целительное воздействие.
- Подожди, Пьер, - сказал грустно Давид после минутного размышления, - я почти жалею, что встретил у тебя эту прелестную женщину. Она и ее сын внушают мне все возрастающий интерес.
- Что ты хочешь сказать?
- Откровенно выражаясь, то, что не печально ли испытывать столь глубокое сочувствие, которое бесполезно? Кто более достоин симпатии и уважения, чем эта молодая, красивая, умная и нежная женщина, столь жестоко выданная замуж и все же долгое время живущая счастливо в одиночестве со своим сыном? И вдруг это мирное существование нарушается загадочным недугом? Сын чахнет, мать видит со все возрастающим горем прогресс неизвестного заболевания, причину которого она тщетно старается отыскать. Ах! Я догадываюсь обо всех ее терзаниях, ибо любил своего бедного Фернана с таким же обожанием, - добавил Давид, едва сдерживая слезы. - Я могу лишь пожалеть ее в несчастье и буду себя спрашивать в пути, что станет с этим шестнадцатилетним юношей, будущее которого кажется таким мрачным? О, это вынужденное, фатальное бессилие перед злом, которое приводит в отчаяние, было мучением, почти угрызением совести для меня.
- Да, это правда, - с волнением сказал доктор, взяв за руку друга. - Сколько раз ты писал мне о горечи твоих долгих и трудных скитаний, предпринятых тобой с такой благородной целью, о необходимости холодно наблюдать самые страшные дела, самые варварские обычаи, самые несправедливые законы и сознавать в то же время, что так будет длиться еще годы, века, может быть, и лучше всему предоставить развиваться своим чередом. Да, я понимаю, как страдает душа, подобно твоей, видя зло и не имея возможности устранить его.
На городских часах пробило без четверти пять.
- Дорогой друг, у нас осталось в запасе только несколько минут, - сказал Давид, выходя из глубокой задумчивости.
Он сжал руку доктора. Тот сначала не отвечал. Глаза его увлажнились от слез, и когда волнение позволило ему заговорить, он произнес:
- Увы, бедняга Анри! Я должен был свыкнуться с мыслью о твоем отъезде, но ты видишь - мужество мне изменило.
- Полно, Пьер, через два года я снова увижу тебя. Вероятно, это путешествие будет последним в моей жизни. А ты же знаешь мои планы: когда я вернусь, то поселюсь по соседству с тобой.
Доктор меланхолически покачал головой:
- Я не надеюсь на подобное счастье. Знаю, что ты ищешь забвения в этой жизни, полной приключений и опасностей, в которые ты бросаешься с отчаянной дерзостью. В своих скитаниях ты имеешь столько же шансов погибнуть, как и в бою. Каких только опасностей ты не избежал! И вот сейчас ты уезжаешь в одну из самых опасных экспедиций, которую может предпринять путешественник - исследовать центральную часть Африки. И ты хочешь, чтобы я не беспокоился!
- Наберись терпения, дорогой Пьер. Ты знаешь поговорку, что смерть не приходит к несчастным, - сказал Давид с горьким смирением. - Пусть хоть это тебя успокоит. Поверь, мы еще увидимся в этом салоне.
- Ах, сударь, дилижанс в Нант производит смену лошадей, - это торопливо вошла старая Онорина, - нельзя терять времени, идите.
- Ну, прощай, Пьер, - Давид сжал руку друга в своей руке. Напиши мне в Нант и не забудь сообщить новости о мадам Бастьен и ее сыне. Если я узнаю, что она меньше тревожится, это явится добрым знаком для моего путешествия. Ну, еще раз до свидания, до встречи, милый Пьер.
Читать дальше