«Дело складывается очень странно,— размышлял Николас, возвращаясь домой.— Мне это и в голову не приходило, я не мечтал о такой возможности. Знать что-нибудь о жизни той, которой я так интересуюсь, видеть ее на улице, проходить мимо дома, где она живет, встречать ее иногда на прогулке, мечтать, что настанет день, когда я буду в состоянии сказать ей о моей любви,— это был предел моих надежд. Тогда как теперь… Но я был бы дураком, если бы досадовал на свою удачу».
Однако Николас не был удовлетворен, и это недовольство не было беспричинным. Он сердился на молодую леди за то, что она так легко уступила, «потому что,— рассуждал Николас,— она ведь не знала, что это я, это мог быть кто угодно», а сие, разумеется, было неприятно. Через секунду он уже сердился на себя за такие мысли, говорил, что ничто, кроме доброты, не может обитать в подобном храме и что поведение братьев в достаточной мере свидетельствует о том, с каким уважением они к ней относятся. «Дело в том, что вся она — тайна»,— сказал Николас. Это доставило ему не больше удовлетворения, чем прежние его мысли, и он погрузился в новую пучину догадок, где метался и барахтался, охваченный душевной тревогой, пока не пробило десять и не приблизился час свидания.
Николас очень тщательно занялся своим туалетом, и даже Ньюмен Ногс приоделся: на костюме его красовались — что было редким явлением — по две пуговицы подряд и дополнительные булавки были вколоты через сравнительно правильные промежутки. И шляпу он надел на новый лад — засунув в тулью носовой платок, измятый конец которого торчал сзади, как хвостик; впрочем, Ньюмен вряд ли мог предъявить права изобретателя на это последнее украшение, так как не имел о нем понятия, находясь в нервическом и возбужденном состоянии, которое делало его совершенно бесчувственным ко всему, кроме великой цели их экспедиции.
Они шли по улицам в глубоком молчании и, пройдя быстрым шагом порядочное расстояние, свернули в хмурую и очень редко посещаемую улицу около Эджуэр-роуд.
— Номер двенадцатый,— сказал Ньюмен.
— Вот как! — отозвался Николас, озираясь.
— Хорошая улица? — осведомился Ньюмен.
— Да,— сказал Николас.— Немного скучная.
Ньюмен не дал никакого ответа на это замечание, но, внезапно остановившись, поместил Николаса спиной к перилам нижнего дворика и внушил ему, что он должен ждать здесь, не шевеля ни рукой, ни ногой, пока не будет твердо установлено, что путь свободен. После этого Ногс с большим проворством заковылял прочь, каждую секунду оглядываясь через плечо, дабы удостовериться, что Николас исполняет его указания. Миновав примерно пять-шесть домов, он поднялся по ступенькам подъезда и вошел в дом.
Вскоре он появился снова и, заковыляв назад, остановился на полпути и поманил Николаса, предлагая следовать за ним.
— Ну, как? — спросил Николас, подходя к нему на цыпочках.
— Все в порядке,— с восторгом ответил Ньюмен.— Все готово. Дома никого нет. Лучше и быть не может. Ха-ха!
С таким успокоительным заверением он прокрался мимо парадной двери, на которой Николас мельком увидел медную табличку с начертанной очень крупными буквами фамилией «Бобстер», и, остановившись у дверцы, которая вела в нижний дворик и подвал, знаком предложил своему молодому другу спуститься по ступенькам.
— Черт возьми! — воскликнул Николас, попятившись.— Неужели мы должны пробираться в кухню, словно пришли красть вилки?
— Тише! — ответил Ньюмен.— Старик Бобстер — лютый турок. Он их всех убьет… надает пощечин молодой леди… Он это часто делает…
— Как! — вскричал Николас вне себя от гнева.— Неужели вы серьезно говорите, неужели кто-то осмеливается давать пощечины такой…
В ту минуту он не успел допеть хвалу своей владычице, ибо Ньюмен подтолкнул его так «осторожно», что он чуть не слетел с лестницы. Правильно оценив этот намек, Николас спустился без дальнейших рассуждений, но с физиономией, выражавшей что угодно, только не надежду и восторг страстно влюбленного. Ньюмен последовал за ним — он последовал бы головой вперед, если бы не своевременная поддержка Николаса — и, взяв его за руку, повел по каменным плитам совершенно темного коридора в заднюю кухню или погреб, погруженный в самый черный и непроглядный мрак, где они и остановились.
— Ну? — недовольным шепотом спросил Николас.— Конечно, это еще не все, а?
— Нет, нет,— ответил Ньюмен,— сейчас они будут здесь. Все в порядке.
— Рад это слышать,— сказал Николас.— Признаюсь, я бы этого не подумал.
Читать дальше