Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

— Брат мой здоров, господин адмирал? — спросил король.

— Настолько, сир, насколько это позволяет его душевное состояние. Не скрою от вашего величества, что монсеньор выглядит не очень хорошо.

— Ему необходимо развлечься после постигшего его несчастья, — сказал король, очень довольный тем, что может прилюдно упомянуть о неудаче своего брата, делая при этом вид, что жалеет его.

— Я думаю, что да, сир.

— Нам говорили, что поражение было жестокое.

— Ваше величество…

— Но что благодаря вам значительная часть войска была спасена. Благодарю вас, господин адмирал, благодарю. А бедняга Анжу хотел бы нас видеть?

— Он горит желанием, сир.

— Отлично, мы с ним увидимся. Вы согласны, сударыня? — сказал Генрих, оборачиваясь к Екатерине, чье лицо никак не выдавало терзаний сердца.

— Сир, — ответила она, — я бы одна отправилась навстречу сыну. Но раз ваше величество готовы присоединиться ко мне в этом порыве сердечных чувств, путешествие станет для меня приятной прогулкой.

— Вы отправитесь с нами, господа, — обратился король к придворным. — Мы выедем завтра, ночевать я буду в Мо.

— Так я, сир, вернусь к его высочеству с этой радостной вестью?

— Ну нет! Чтоб вы так скоро покинули меня? Нет, нет. Я вполне понимаю, что к представителю дома Жуаезов мой брат чувствует симпатию и хочет видеть его при себе, но ведь Жуаезов у нас, слава Богу, два… Дю Бушаж, пожалуйста, поезжайте в Шато-Тьерри.

— Сир, позволено ли будет мне, после того как я извещу его высочество герцога Анжуйского о приезде вашего величества, возвратиться в Париж? — спросил Анри.

— На ваше усмотрение, дю Бушаж, — сказал король.

Анри поклонился и пошел к выходу. К счастью, Жуаез все время следил за ним.

— Разрешите мне, сир, сказать брату несколько слов? — спросил он.

— Конечно. А в чем дело? — понизив голос, спросил король.

— Дело в том, что он хочет в один миг выполнить поручение и тут же возвратиться, а это противоречит моим планам, сир, и планам господина кардинала.

— Иди же и поскорее спровадь этого влюбленного безумца.

Анн поспешил за братом и нагнал его в приемных.

— Итак, — сказал Жуаез, — ты очень торопишься выехать, Анри?

— Ну конечно, брат.

— Потому что хочешь поскорее вернуться?

— Это правда.

— Значит, ты рассчитываешь пробыть в Шато-Тьерри лишь самое короткое время?

— Как можно меньше.

— Почему?

— Там, где развлекаются, брат, мне не место.

— Как раз наоборот, Анри, именно потому, что герцог Анжуйский должен устраивать для двора празднества, тебе бы и следовало остаться в Шато-Тьерри.

— Для меня это невозможно, брат.

— Из-за твоего желания удалиться от мира, жить в суровом затворничестве?

— Да, брат.

— Ты обращался к королю с просьбой о сокращении времени послушничества?

— Кто тебе об этом сказал?

— Да уж я знаю.

— Это верно, я ходил к королю.

— Ты не добьешься своего.

— Почему, брат?

— Потому что королю совсем неудобно лишаться такого слуги, как ты.

— Тогда наш брат-кардинал сделает то, что не угодно будет сделать его величеству.

— И все из-за какой-то женщины!

— Анн, умоляю тебя, не настаивай.

— Хорошо, успокойся, не стану. Но давай же наконец поговорим начистоту. Ты едешь в Шато-Тьерри. Так вот, вместо того чтобы возвращаться так поспешно, как тебе хотелось бы, ты — таково мое желание — подожди меня на моей квартире. Мы давно уже не жили вместе. Мне надо, пойми это, побыть наконец с тобой.

— Брат, ты едешь в Шато-Тьерри развлекаться. Если я останусь в Шато-Тьерри, я все тебе отравлю.

— О, ничего подобного! Я ведь не столь податлив, у меня такая счастливая натура, что вполне способна совладать с твоим унынием.

— Брат…

— Позвольте, граф, — сказал адмирал с властной настойчивостью, — здесь я представляю вашего отца, и я требую, чтобы вы ждали меня в Шато-Тьерри. Там у меня есть квартира, где вы будете как у себя дома. Она в первом этаже, с выходом в парк.

— Раз вы приказываете, брат… — покорно вымолвил Анри.

— Называйте это как вам угодно, граф, желанием или приказанием, но дождитесь меня.

— Я подчиняюсь вам, брат.

— И я уверен, что ты не будешь на меня в обиде, — прибавил Жуаез, сжимая юношу в объятиях.

Тот с некоторым раздражением уклонился от поцелуя, велел подавать лошадей и тотчас же уехал в Шато-Тьерри.

Он мчался, он просто пожирал пространство, охваченный гневом, как человек, чьи планы оказались внезапно нарушенными.

В тот же вечер, еще засветло, он поднимался на холм, омываемый водами Марны, где расположен Шато-Тьерри.