Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

Юноша стоял молча, неподвижно. У кардинала появилась надежда, что он поколебал его решимость.

— Ну вот, Анри, попробуй другое средство. В сердце твоем — отравленная стрела: что ж, ходи с ней повсюду, смешивайся с шумной толпой, бывай на всех празднествах, принимай участие в наших пирах. Подражай раненому оленю, который мчится сквозь чащи, леса, кустарники, заросли, стараясь освободиться от стрелы, торчащей в ране: иногда стрела выпадает.

— Брат мой, смилуйтесь, — сказал Анри, — не настаивайте больше. То, чего я у вас прошу, не минутный, каприз, не внезапное решение: я медленно, мучительно обдумал все. Брат мой, во имя Неба, заклинаю вас даровать мне милость, о которой я молю.

— Ну говори же, какая такая милость тебе нужна?

— Я бы хотел, чтобы для меня было сокращено время послушничества.

— Ах, я так и знал, дю Бушаж, даже в своем ригоризме ты человек мирской, бедный мой друг. О, я знаю, какие доводы ты станешь мне приводить! Но все равно ты остаешься человеком нашего суетного света: ты похож на тех молодых людей, которые идут на войну добровольцами и жаждут огня, пуль, рукопашных схваток, но не согласны рыть траншеи и подметать палатки. Тем лучше, Анри — тут уже есть надежда!

— Я на коленях умоляю вас об этой льготе, брат мой!

— Обещаю тебе ее, я напишу в Рим. Ответ придет не раньше чем через месяц. Но взамен ты мне тоже кое-что обещай.

— Что?

— Не избегать в течение этого месяца ни одного удовольствия, которое тебе представится. И если через месяц ты не откажешься от своего намерения, Анри, я сам вручу тебе это разрешение. Доволен ты теперь или у тебя есть еще какая-нибудь просьба?

— Нет, брат мой, спасибо. Но месяц — это так долго, проволочки меня убивают!

— А пока, брат, начнем развлекаться. И для начала не согласишься ли ты со мной позавтракать? У меня сегодня утром будет приятное общество.

И прелат улыбнулся с таким видом, которому позавидовал бы самый светский кавалер из фаворитов Генриха III.

— Брат… — хотел было возразить дю Бушаж.

— Никаких отказов не принимаю: из твоих родственников тут один я. Ведь ты только сейчас возвратился из Фландрии, и своего хозяйства у тебя еще нет.

С этими словами кардинал поднялся и отдернул портьеру, за которой находился роскошно обставленный просторный кабинет.

— Войдите, графиня, помогите мне уговорить графа дю Бушажа остаться с нами.

Когда кардинал приподнял портьеру, Анри увидел возлежащего на подушках пажа, который недавно вошел вместе с тем дворянином в калитку со стороны реки, и узнал в этом паже женщину еще до того, как прелат обратился к ней.

Он испытал внезапный страх, чувство неодолимого ужаса, и пока светский любезник кардинал выводил за руку прекрасного пажа, Анри дю Бушаж устремился прочь из комнаты, так что когда Франсуа вернулся в сопровождении дамы, улыбающейся при мысли о том, что она вернет чье-то сердце в мир живых людей, комната была пуста.

Франсуа нахмурился и, сев за стол, заваленный письмами и бумагами, быстро написал несколько строк.

— Будьте так добры, позвоните, дорогая графиня, — сказал он, — звонок у вас под рукой.

Паж повиновался.

Вошел доверенный камердинер.

— Пусть кто-нибудь из курьеров тотчас садится на коня, — сказал Франсуа, — и отвезет это письмо господину главному адмиралу в Шато-Тьерри.

На следующий день, когда король работал в Лувре с суперинтендантом финансов, ему сообщили, что г-н де Жуаез-старший только что приехал из Шато-Тьерри и ожидает его в кабинете для аудиенций с поручением от его высочества герцога Анжуйского.

Король тотчас бросил дела и устремился навстречу своему любимому другу.

В кабинете находилось немало офицеров и придворных. В тот вечер явилась сама королева-мать в сопровождении своих фрейлин, а эти веселые девицы были как бы солнцами, вокруг которых постоянно кружились спутники.

Король протянул Жуаезу руку для поцелуя и окинул собравшихся довольным взглядом.

У входной двери на обычном месте стоял Анри дю Бушаж, строго выполнявший свои служебные обязанности.

Король поблагодарил его и дружелюбно кивнул ему, на что Анри ответил низким поклоном.

Знаки королевской благосклонности вскружили Жуаезу голову, и он издали улыбнулся брату, ограничившись этим, дабы не нарушить этикета.

— Сир, — сказал Жуаез, — я послан к нашему величеству его высочеством герцогом Анжуйским, только что вернувшимся из Фландрского похода.