Александр Дюма - Дюма. Том 09. Виконт де Бражелон, или Еще десять лет спустя. Части 1,2

Атос выслушал это признание молча, ничем не выдавая своей тревоги. Рауль начал свою речь, стараясь казаться спокойным, а закончил с явным волнением.

Атос устремил на Бражелона глубокий взгляд, затуманенный грустью.

— Ты хорошо подумал? — спросил он.

— Да, сударь.

— Мне кажется, я уже высказал тебе свое мнение об этом союзе.

— Я помню, граф, — тихо произнес Рауль. — Но вы говорили, что, если я буду настаивать…

— И ты настаиваешь?

Бражелон почти неслышно ответил:

— Да.

— Должно быть, — продолжал Атос, — твоя страсть очень сильна, если, несмотря на мое нежелание, ты продолжаешь стремиться к этому браку.

Рауль провел по лбу дрожащей рукой, отирая выступившие капли пота.

Атос посмотрел на него, и в глубине его души зашевелилось сострадание. Он встал.

— Хорошо, — начал он, — мои личные чувства ничего не значат, когда дело касается твоего сердца. Ты нуждаешься во мне: я твой. Итак, скажи, чего ты хочешь от меня.

— О, вашей снисходительности, прежде всего вашей снисходительности! — сказал Рауль, беря его за руки.

— Ты ошибаешься относительно моего чувства к тебе, Рауль: в моем сердце живет большее, нежели снисходительность, — ответил граф.

Рауль, как самый нежный влюбленный, поцеловал руку, которую он держал.

— Ну, — продолжал Атос, — скажи, Рауль, что нужно сделать? Я готов.

— О, ничего, граф, ничего, но было бы хорошо, если бы вы потрудились написать королю и попросить у его величества разрешения на мой брак с мадемуазель де Лавальер.

— Хорошо. Это правильная мысль, Рауль. Действительно, после меня, или, вернее прежде меня, у тебя есть другой господин: этот господин — король. Ты хочешь пройти через двойное испытание; это честно.

— О, граф!

— Я тотчас же исполню твою просьбу, Рауль.

Граф подошел к окну и позвал:

— Гримо!

Гримо выглянул из-за огромного куста жасмина, который он подрезал.

— Лошадей! — крикнул граф.

— Что значит это приказание, граф? — спросил Рауль.

— То, что часа через два мы едем.

— Куда?

— В Париж.

— В Париж! Вы едете в Париж?

— Разве король не в Париже?

— Конечно, в Париже.

— Так, значит, нам нужно ехать туда. Ты, кажется, потерял голову?

— Но, граф, — сказал Рауль, почти испуганный уступчивостью отца, — я не прошу вас так себя утруждать. Простое письмо…

— Рауль, ты ошибаешься, боясь затруднить меня. Простой дворянин, как я, не может писать королю: это неприлично. Я хочу и должен лично поговорить с его величеством. Я это сделаю. Мы поедем вместе, Рауль.

— О, как вы добры!

— А как, по-твоему, относится к тебе король?

— Превосходно.

— Из чего ты заключил это?

— Господин д’Артаньян представил ему меня после стычки на Гревской площади, где я имел счастье обнажить шпагу за его величество. У меня есть все основания думать, что король расположен ко мне.

— Тем лучше.

— Но умоляю вас, — продолжал Рауль, — не будьте со мной так серьезны, так сдержанны; не заставляйте меня сожалеть о том, что я поддался чувству, которое во мне сильнее всего.

— Ты второй раз говоришь об этом, Рауль; это лишнее. Ты просил формального согласия — я его дал. Не будем больше возвращаться к этой теме. Пойдем, я покажу тебе наши новые посадки, посмотрим одну грядку.

Рауль знал, что, когда граф выражал свою волю, возражения были неуместны. Опустив голову, он прошел за отцом в сад. Атос стал не спеша показывать ему новые прививки, молодые побеги, посадки деревьев. Это спокойствие приводило Рауля в уныние. Любовь, наполнявшая его сердце, казалась ему такой огромной, что могла бы охватить всю вселенную. Почему же сердце Атоса оставалось закрытым для нее?

И вдруг, собравшись с духом, Бражелон воскликнул:

— Граф, не может быть, чтобы вы без всякой причины отталкивали Луизу де Лавальер, такую добрую, кроткую, такую чистую! Ваш глубокий ум должен был бы по достоинству оценить ее. Во имя Неба, скажите, не существует ли между вами и ее семьей какой-нибудь тайной вражды, наследственной ненависти?

— Посмотри, Рауль, на эту чудесную грядку ландышей, — остановился Атос, — посмотри, как им полезна тень и влажность, в особенности тень листьев кленов, между зубцами которых проникает тепло, но не лучи солнца.

Рауль закусил губу; потом, чувствуя, что кровь приливает к вискам, сказал:

— Граф, умоляю вас, объяснитесь: не забывайте, что ваш сын — мужчина.

— Тогда, — сурово выпрямился Атос, — тогда докажи мне, что ты мужчина. Ты не доказал, что ты послушный сын. Я просил тебя дождаться блестящего союза. Я нашел бы тебе жену из семьи, стоящей на самых высоких ступенях знатности и богатства. Я хотел, чтобы ты сиял двойным блеском, который придают слава и богатство. Ты из благородного рода!