Когда настало время прощаться, миссис Мур, подчиняясь какому-то внезапному импульсу, обратилась к миссис Бхаттачарья, чье лицо очень ей понравилось.
— Вы не будете возражать, если мы нанесем вам визит?
— Когда? — спросила миссис Бхаттачарья, очаровательно склонив голову.
— Когда вам будет удобно.
— Нам будет удобно в любой день.
— Например, четверг…
— Да, конечно, в четверг.
— Мы с радостью приедем к вам, это будет для нас большим удовольствием. В какое время это лучше сделать?
— В любое время.
— Скажите нам, когда это предпочтительно для вас. Мы никогда прежде не бывали в вашей стране и не знаем ваших правил. Мы не знаем, когда вы принимаете гостей, — сказала мисс Квестед.
Оказалось, что этого не знала и миссис Бхаттачарья. Жестом она дала понять, что она поняла: что в любой из следующих четвергов к ней могут приехать английские леди, и она весь день будет ждать их дома. Ей все нравилось, и ничто не могло ее удивить.
— Сегодня мы уезжаем в Калькутту, — вдруг произнесла она.
— В самом деле? — заинтересованно спросила Адела, не сразу поняв, что следует из этой ремарки. Потом она поняла и воскликнула: — Да, но, значит, мы не застанем вас дома.
Миссис Бхаттачарья не стала спорить, но тут в разговор вмешался стоявший поодаль муж.
— Нет, нет, приезжайте к нам в четверг.
— Но вы же в это время будете в Калькутте.
— Нет-нет. — Он что-то быстро сказал жене по-бенгальски. — Мы будем ждать вас в четверг.
— В четверг… — эхом отозвалась его жена.
— Нет, вы не должны из-за нас откладывать свои дела, — энергично запротестовала миссис Мур.
— Нам не придется откладывать дела, не такие мы люди, — шутливо ответил мужчина и рассмеялся.
— Мне кажется, что это неправда. Прошу вас, не жертвуйте ради нас своими делами, меня это очень сильно расстроит.
Все снова рассмеялись, но беззлобно и весело. Последовала бурная и довольно путаная дискуссия, во время которой миссис Тертон, загадочно улыбаясь самой себе, покинула общество. Дело кончилось тем, что визит было решено назначить на утро четверга, с тем чтобы как можно меньше расстроить планы семейства Бхаттачарья. Договорились, что мистер Бхаттачарья пришлет за гостьями экипаж и слуг. Знает ли он, где они живут? Конечно, знает — он знает все, смеясь, ответил он. Англичанки покидали общество, сопровождаемые улыбками и комплиментами, а три индийские дамы, не принимавшие участия в беседе и прятавшиеся в домике, выпорхнули оттуда, словно пестрые птички, и поспешили сказать свое «салам».
В это время коллектор занимался мужчинами, исполняя свою часть повинности. Он сделал несколько приятных замечаний и рассказал пару анекдотов, чем снискал бурные аплодисменты, но Тертон знал подноготную почти каждого из своих гостей и поэтому вел себя несколько отчужденно. Все они имели на совести грешки — если не мошенничество, то злоупотребление гашишем, побочные связи, а то и кое-что похуже, и даже лучшим из них было от него что-нибудь нужно. Он тем не менее был уверен, что от этого приема пользы больше, чем вреда, — в противном случае он не стал бы его устраивать, но иллюзий он не питал и поэтому в подходящий момент перешел на английскую сторону лужайки. Среди индийцев он оставил по себе самые разнообразные впечатления. Многие гости, в особенности незнатные и менее англизированные, были ему от всего сердца благодарны. Это всегда очень ценно — быть принятым английским чиновником столь высокого ранга, и гости были готовы простить ему все — и долгое ожидание, и краткость и бессодержательность встречи — в семь часов гостям показали на дверь. Благодарность других гостей была более осмысленной. Наваб Бахадур, вполне равнодушный к себе и тому особому отношению, какое ему выказывали, был благодарен за самый факт любезного приглашения. Однако некоторые другие, такие как Махмуд Али, проявили больше цинизма; они были твердо убеждены в том, что Тертона заставило устроить прием его вышестоящее начальство и он в связи с этим все время приема едва сдерживал клокотавшую в его душе ярость, и это мнение заразило и тех из гостей, которые склонялись к более здравым суждениям. Впрочем, даже Махмуд Али был рад, что посетил это мероприятие. Святилища чаруют, особенно если их редко открывают взгляду профанов, а Махмуду Али понравился ритуал проведения встречи, и он впоследствии часто изображал его — в довольно карикатурном виде — при встречах с друзьями.
Вторым английским чиновником, блиставшим на приеме после Тертона, был мистер Филдинг, ректор маленького государственного колледжа. С округом он был знаком мало, еще меньше с его обитателями, и поэтому был настроен не столь цинично. Атлетически сложенный красавец, живой и подвижный, он проявлял редкую общительность и делал массу ошибок, но родители его учеников покрывали его, потому что любили. Когда накрыли стол, он не стал присоединяться к английской партии, но принялся вместе с индийцами обжигать рот острым, приправленным пряностями горошком. Он говорил со всеми и ел все подряд. Среди всей этой чуждой ему публики он узнал, что две дамы, только что прибывшие из Англии, имели большой успех, а их вежливо выраженное желание нанести визит миссис Бхаттачарья понравилось не только ей, но и всем индийцам, узнавшим об этом. Это желание понравилось и мистеру Филдингу. Он был едва знаком с этими леди, но тем не менее решил сказать им, какое удовольствие они ему доставили своим дружелюбием.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу