Григол Робакидзе - Меги. Грузинская девушка

Далеко-далеко уносил меня шум мельничного колеса. Мой взгляд скользнул по остановившимся жерновам, и с чувством, близким к страху, воспринял я их первобытный покой. Старик также погрузился в безмолвие. Все было так таинственно. Вдруг я вспомнил о сумке Гегии и замер: неужели ее уже нет у него? Я отложил книгу и закрыл глаза, но сон не шел ко мне. Я притворился спящим. Гегия встал и взглянул на моего кузена и мельника. Оба спали. Старик посмотрел в мою сторону. Я лежал, не шелохнувшись. Во дворе залаяла собака. Гегия подошел к двери, открыл ее и выглянул во двор. Лай прекратился: значит, никого не было. Старик вернулся, кашлянул и стал, как мне показалось, намеренно шумно ходить взад и вперед. Потом он еще некоторое время внимательно наблюдал за мной, но я лежал не шевелясь. Теперь он, по-видимому, убедился, что я сплю. Затаив дыхание, я следил за каждым его движением. Он направился в угол комнаты, где под кучей лохмотьев у него был спрятан небольшой деревянный ящик и что-то достал из него. Когда он повернулся ко мне лицом, я увидел все ту же старую сумку, которая теперь вся была покрыта заплатами. Гегия раскрыл сумку, вытащил из нее какую-то дощечку и подсел к огню, спиной ко мне. Я осторожно приподнялся и украдкой взглянул на дощечку. Но каково было мое изумление, когда я увидел портрет. Это был портрет женщины! Я остолбенел, не в силах отвести глаз от изображения. Гегия что-то пробормотал. Мой взгляд превратился в пламя. Я почувствовал, что старик вот-вот ощутит спиной этот огонь и обернется.

В следующее мгновение Гегия оглянулся. Лицо его исказилось от гнева. Множество мелких морщин собрались в один пучок. Я был словно околдован: вместо того, чтобы опустить глаза и лечь, я вскочил с постели и подбежал к нему. Теперь оцепенел Гегия. Он молчал. Может быть, ему показалось, что я сошел с ума. Я взял у него дощечку и сразу же понял, что картина эта изображает девушку, именно девушку: ее волосы отливали солнцем, глаза ее… Но как описать их? Это были фиалки под кустом на сверкающем талом снегу. Но к чему описывать эти глаза? Любые слова были бы здесь жалким лепетом, переводом с мертвого языка. Это был не портрет, а какая-то магия, схваченная и овеществленная кистью мастера. Конечно, портрет не мог сравниться с женскими ликами Боттичелли или Леонардо да Винчи. Техника исполнения была просто беспомощной. Но от этого несовершенного произведения искусства исходила колдовская сила… Меня охватила дрожь. Я тяжело дышал. Я не мог отвести зачарованного взгляда от портрета. Чем больше я смотрел на изображение девушки, тем сильнее было очарование:

— Ну, что скажешь? Хороша, не правда ли?.. — услышал я голос старика.

Мне показалось, что кто-то невидимый вдруг нарушил мое одиночество, пытаясь рассеять очарование, в плену которого я оказался.

— Прекрасна… Да!.. Прекрасна… — пролепетал я.

Словно спустившись снова на землю, я вдруг неожиданно для себя произнес почти деловым тоном:

— Сколько золота дали бы за нее!

— Золота? — спросил Гегия с раздражением. — Для чего мне золото?

В его раздражении теперь сквозило презрение. Собравшись с духом, я по-детски пролепетал:

— Подари мне ее, Гегия… Пожалуйста…

Лицо старика вздрогнуло и исказилось, но лишь на одно мгновение. И он ответил хитровато, как будто найдя единственно возможный, а, значит, и верный выход:

— Хорошо, но при одном условии.

— При каком?

— Что ты не станешь выпытывать у меня ее историю.

Я не мог вымолвить ни слова. И вдруг во мне пробудилось любопытство, неудержимое и неодолимое, похожее на то, какое было у первых людей, когда змей соблазнил их. Я взглянул на Гегию: в его змеином взгляде была мудрость искусителя.

— Ну, так как же? Согласен? — спросил он. Его усмешка перешла в смешок. Желание раскрыть тайну портрета, разгадать загадку этого лица слишком, сильно горели во мне, чтобы поддаться искушению. Я решил отказаться от подарка.

— Нет, я не хочу ее… — ответил я разочарованно.

— А почему ты ее не хочешь? — спросил искуситель, все еще усмехаясь.

— Я хочу узнать историю этого портрета!

— А если я скрою ее от тебя?

— Нет, нет, ты должен рассказать мне все, что связано с этой картиной. Без этого портрет мне не нужен… — что-то в этом роде я ответил ему.

— Ну хорошо, будь по-твоему… Я расскажу… Один раз в жизни я расскажу ее кому-нибудь… Тебе расскажу… — Улыбка исчезла с его лица.

Гегия начал говорить. Он рассказывал долго, чуть ли не до рассвета. Я внимал ему, ловя каждое слово. Позднее я записал историю, рассказанную мне Гегией. Имена я не изменил, так как Гегия настоятельно просил меня об этом. Все события, о которых идет речь, я передал так, как поведал мне о них Гегия.