Джером Сэлинджер - Девять рассказов (сборник)

– Нет. Но он про нее спрашивал, когда мы ехали. Прочла я или нет.

– Она же на немецком!

– Да, моя дорогая. Это без разницы. – Девушка закинула ногу на ногу. – Он говорит, стихи эти, оказывается, написал единственный великий поэт нашей эпохи . Говорит, надо было перевод купить или как-нибудь. Или выучить язык , если угодно.

– Кошмар. Кошмар. А вообще – грустно , вот что. Твой отец вчера вечером сказал…

– Секундочку, мама, – сказала девушка. Сходила к окну за сигаретами, закурила, вернулась к кровати. – Мама? – спросила она, выдыхая дым.

– Мюриэл. Так, послушай меня.

– Я слушаю.

– Твой отец разговаривал с доктором Сивецки.

– Так? – сказала девушка.

– Он все ему изложил. По крайней мере, мне он так сказал – ты же знаешь своего отца. Про деревья. Эту историю с окном. Весь этот кошмар, что он бабушке наговорил про ее виды на кончину. Что он сделал с этими славными снимками с Бермуд – все .

– И? – сказала девушка.

– И. Во-первых, тот ответил, что выпускать его из госпиталя – это было преступление армии, слово чести. Он весьма определенно сказал твоему отцу, что есть немалая возможность – очень большая возможность, как он сказал, – что Симор совершенно утратит контроль над собой. Даю слово чести.

– Здесь в отеле есть психиатр, – сказала девушка.

– Кто? Как его фамилия?

– Откуда я знаю? Ризер или как-то. Говорят, очень хороший.

– Никогда не слышала.

– Но он все равно, говорят, очень хороший.

– Мюриэл, пожалуйста, не хами. Мы за тебя очень переживаем. Вообще-то вчера вечером отец хотел вызвать тебя телеграммой дом…

– Мама, я сейчас домой не поеду. Так что успокойся.

– Мюриэл. Слово чести. Доктор Сивецки сказал, что Симор может совершено утратить кон…

– Я только что приехала , мама. Это у меня первый отпуск за много лет, и я не собираюсь все упаковать обратно и мчаться домой, – сказала девушка. – И я все равно сейчас дороги не перенесу. Я так обгорела, что хожу с трудом.

– Ты на солнце обгорела? Ты что, не мазалась этим «Бронзом», я же тебе положила? Я в сумку прямо…

– Мазалась. Но сгорела все равно.

– Кошмар. И где ты сгорела?

– Везде, дорогая моя, везде.

– Кошмар.

– Выживу.

– Скажи мне, а ты с этим психиатром говорила?

– Ну как бы, – ответила девушка.

– И что он сказал? Где был Симор, когда вы разговаривали?

– В Океанском салоне, на пианино играл. Он оба вечера, что мы тут были, играл.

– Ну, и что он сказал?

– Ой, да ничего такого. Сначала со мной сам заговорил. Я вчера вечером на бинго рядом с ним сидела, и он спросил, не муж ли это мой играет в соседнем зале на пианино. Я говорю, да, муж, а он спрашивает, он что, заболел. А я говорю…

– А почему он спросил?

– Откуда я знаю, мама? Наверное, Симор бледный такой, – сказала девушка. – В общем, после бинго они с женой позвали меня выпить. Я и пошла. Жена у него просто жуть. Помнишь это кошмарное вечернее платье, мы его в витрине «Бонуита» [4] «Бонуит-Теллер» – элитный универсальный магазин, основанный Полом Бонуитом в 1895 г. Закрылся в начале 1980-х гг. видели? Ты про него еще сказала, что к нему нужно маленькую, просто крохотную…

– Зеленое?

– Вот в нем она и ходит. Там одни ляжки. Она у меня все спрашивала, не родственник ли Симор той Сюзанне Гласс, у которой магазин на Мэдисон-авеню, шляпный.

– Но что же он сказал? Врач.

– А. Ну, в общем, ничего такого. То есть мы же в баре сидели и прочее. Там жуткий шум.

– Да, но… но ты ему рассказала, что он пытался сделать с бабушкиным креслом?

– Нет , мама. Я не очень вдавалась в подробности, – ответила девушка. – Может, еще получится с ним поговорить. Он торчит в баре целыми днями.

– А он не сказал, возможно ли, чтобы… ну, ты понимаешь – он чудить, скажем, начал? С тобой что-нибудь сделал?!

– Вообще-то нет, – ответила девушка. – Ему нужно побольше фактов, мама. Им же про детство надо все вызнать – вот в этом смысле. Я же сказала, нам едва удалось вообще поговорить, такой там шум стоял.

– М-да. Как твое синее пальто?

– Нормально. Я часть набивки вытащила.

– А что вообще с одеждой в этом году?

– Жуть. Но инопланетная. В общем, сплошные блестки, – сказала девушка.

– Как номер?

– Нормально. Но и только. Тот, что у нас до войны был, не дали, – сказала девушка. – Люди в этом году кошмарные. Ты бы видела, что с нами в ресторане сидит. За соседним столиком. Будто на самосвале приехали.