Оскар Лутс - Весна

Кийр продолжал прыгать, время от времени сгибаясь в три погибели, словно у него от смеха делались колики; при этом его широкие штаны трепыхались на ветру, как будто были надеты не на человеческие ноги, а на палки. Он был уверен, что Арно тоже расхохочется или, по крайней мере, придет в восторг от его остроумия, но Арно широко раскрытыми глазами задумчиво глядел куда-то в сторону и, казалось, едва замечал его. Через несколько минут Арно повернулся к нему спиной и медленно зашагал домой. А Кийр уходил с гордым сознанием, что выкинул замечательную штуку, затмившую даже подвиги Тоотса. Свои мелкие проказы и плутни Кийр только для того и совершал, чтобы потом ими хвастаться перед другими, в то время как Тоотсу, когда он озорничал, никогда и в голову не приходило, что он озорничает; просто его беспокойная, неугомонная натура жаждала деятельности.

«Приду домой, лягу в постель, натяну на голову одеяло и скажу всем, что я болен», – думал Арно по дороге.

Когда он вышел на шоссе, здесь как раз проезжал обоз с бревнами, сворачивая на дорогу, которая вела мимо кладбища. Возчиков, сидевших на первых дровнях, Арно не знал, но в середине обоза, как ему показалось, шла Кейу – лошадь с их хутора; значит, в обозе были кто-то из их домашних. Арно остановился в конце дорожки, ведущей от школы, и стал ждать. Кейу подошла поближе, и Арно увидел, что на возу, на бревнах, сидит человек в сером тулупе и коричневой шапке-ушанке; болтая ногами и грызя стебелек клевера, он мурлыкал песенку:

– У-у-д-и-в-и-итель-ное дело!.. – Песня показалась Арно знакомой, вскоре он узнал и самого возчика. Это был Либле.

– Здравия желаю! – крикнул тот по-русски и, когда дровни поравнялись с Арно, хлопнул ладонью по мешку с сеном, приглашая Арно сесть рядом. Арно взобрался на бревна и спросил, куда идет обоз. Либле удивился, что Арно этого не знает, и стал объяснять:

– Да на хутор Рая, куда же еще. Раяский хозяин задумал весной большой, красивый господский дом строить; купил в Мырканском лесу несколько сот бревен, а теперь вот толока идет – вывозят их из лесу. Твой отец и батрак Март тоже на толоке, да, видно, немного отстали, что-то их не видать. У нас всего тридцать лошадей, а сейчас здесь не больше чем… Подожди-ка, одна, две, четыре… двенадцать. Ну да, значит, больше чем половина еще за нами следом едет, а среди них, конечно, и саареские. Меня тоже почти силком в обоз втащили, чтоб на каждую лошадь был возчик. Да и пора раяскому хозяину дом строить, – добавил он, заворачивая кверху уши своей шапки. – Дочка, вишь, подрастает, женихи скоро свататься станут, вот тогда и надо, чтоб все было в порядке, и дом крепкий, и так далее, все честь честью. Может, еще и ты, саареский хозяин, сам когда-нибудь подкатишь к тем хоромам – сани полированные, на жеребце бубенцы звенят… и… кто его знает, что дальше будет и как дело обернется, ведь на этом свете и на день вперед загадывать нельзя.

Заметив, что Арно сделал нетерпеливое движение и собирается ему возразить, Либле умолк и стал счищать с шапки соломенную труху.

– Шапка знаменитая, прямо надо сказать, – перевел он речь на другое. – Тому, кто ее выдумал, надо бы золотую медаль дать. Все равно – вьюга, буря или что бы там ни было, – натянешь такую ушанку на голову и сразу будто ты у себя дома на печи.

С этими словами он надел шапку и стал молча грызть стебельки клевера, которые то и дело вытаскивал из мешка и совал в рот.

– А что это за дом будет – двухэтажный? – спросил Арно немного погодя.

– А мне откуда знать, какой он будет, двухэтажный или трехэтажный, – ответил Либле, – но домина будет здоровенный. Бревнам конца-краю не видно! В одной половине дома хотят крутилку такую поставить, маслобойку, как они ее называют. Там молоко крутить будут, а большую часть дома хозяева займут. Я наверное не знаю, но слух такой был. Они-то могут делать что хотят; деньги есть – строй себе что угодно. А коли времечко такое придет, – и Либле постучал кнутовищем о носок сапога, – что и девушка сама понравится, так женись и никаких! А почему бы не понравиться; щечки румяные, волосы, как лен, и толковая тоже – чего ж еще! Оно, правда, всякому своя воля – райская доля; тебе, может, такое образование дадут, такой станешь ученый, что деревенская девушка вроде бы и не пара будет, ну, тогда дело другое!

– Ах, оставь ты! – сказал Арно и вздохнул.

Почему Либле говорит о таких вещах именно сегодня, когда он, Лрмо, потерял надежду на Тээле!

Тихо поскрипывал снег под полозьями дровней, и салазки под тяжестью бревен взвизгивали, точно жалуясь на свою непосильную ношу. Погода постепенно прояснялась, казалось, солнечные лучи уже пробиваются сквозь завесу тумана и он, все редея, медленно тает вдали за лесом. Было так тихо, что дым из труб поднимался к небу столбом, точно из жертвенника. Со стороны кладбища деревня внизу, в долине, выглядела такой крошечной и жалкой, что казалось, ее можно было на руки взять. Даже церковь словно куда-то исчезла, а ее башня – когда вблизи на нее смотришь, голова кружится – сейчас совсем потеряла свой величественный вид и беспомощно выглядывала из-за домов и голых деревьев. Дорога пошла в гору; лошади зафыркали, мужики слезли с возов и зашагали рядом с ними по двое – по трое, разговаривая между собой и покуривая.