Маркиз Сад - Занимательные истории, новеллы и фаблио

– Вот видите, друг мой, весь наш мир подобен фарсу, и мы то актеры, то зрители. Либо мы судим о происходящем на сцене, либо сами на ней выступаем.

– Возможно и так, однако в данном случае нас освистывают, – говорил президент.

– Вы полагаете? – хладнокровно спрашивал маркиз.

– Вне всяких сомнений, – замечал Фонтани, – признайтесь, это тяжко переносить.

– Как же так, – интересовался д'Оленкур, – разве эти пустяковые неудачи для вас непривычны? Разве вы не догадываетесь, что при каждой нелепости, которую вы совершаете на скамьях с лилиями, публика освистывает вас с таким же пылом? Ваше ремесло словно нарочно создано для осмеяния. Чего только стоит один ваш шутовской наряд, ведь стоит вам в нем появиться – и невозможно сдержать смех. Так неужели вы полагаете, что при стольких очках не в вашу пользу вам простятся все ваши глупости?

– Да вы просто терпеть не можете юристов.

– И не скрываю этого, президент, я ценю лишь полезные профессии. Всякое же существо, весь талант которого состоит в сотворении кумиров и в убийстве людей, представляется мне достойным всеобщего презрения, и его следует либо осмеять, либо насильно заставить работать. Подумайте, друг мой, ведь пара превосходных рук, доставшихся вам от природы, могла бы оказаться куда более полезной за плугом, нежели в зале правосудия. В первом случае вы бы прославили все способности, дарованные вам Небесами, а во втором вы лишь обесцениваете их.

– Однако судьи должны существовать.

– Должны существовать только добродетели. А они прекрасно обходятся без судей. Судьи только попирают их ногами.

– Как же, по-вашему, будет управляться государство?

– С помощью трех-четырех простых законов, утвержденных государем и поддерживаемых внутри каждого класса его старейшинами. Таким образом, каждого будут судить люди, равные ему по рангу, и не останется ни одного дворянина, обреченного на ужасный позор быть осужденным такими малодостойными олухами, как ты.

– Это еще надо обсудить как следует...

– Только не сейчас, – возражает маркиз, – потому что вот он, Тероз.

Действительно, они уже были в замке. Их встречает управляющий. Он принимает лошадей сеньоров. Те проходят в зал, где обсуждают с ним угрожающие явления, происходящие в этом обиталище.

Каждый вечер во всех уголках дома слышится без всяких видимых на то причин ужасный шум. Пытались подстеречь нарушителей, многие специально подряженные крестьяне проводили за этим занятием целые ночи. В результате все оказывались избитыми, и никто не желал вновь подставлять бока. Невозможно утверждать это точно, но, если верить слухам, сюда приходит дух бывшего управляющего замком. Несчастный был несправедливо казнен на эшафоте, но до этого поклялся являться каждую ночь и устраивать страшный шум в доме до тех пор, пока не получит удовлетворение, свернув шею какому-нибудь служителю правосудия.

– Мой милый маркиз, – испугался президент, устремляясь к дверям, – мне кажется, мое присутствие здесь совершенно бесполезно. Мы не приучены к такого рода мщению и предпочитаем, подобно врачам, убивать кого нам заблагорассудится опосредованно, так, чтобы покойник нас лично уже не мог упрекнуть.

– Минутку, братец, одну минутку, – удерживает д'Оленкур готового к отступлению президента, – дослушаем до конца разъяснения этого человека. – И маркиз, обращаясь к управляющему замком, спрашивает:

– И это все, метр Пьер? Больше вы ничего не хотите нам рассказать об особенностях этого необычного явления? Что же, этот домовой, как правило, покушается на всех судейских?

– Нет, не на всех, – отвечает Пьер, – однажды он оставил на столе записку; там говорилось, что он вымещает зло только на недобросовестных. Неподкупный же судья ничем не рискует. Однако он не пощадит тех, что, ведомые деспотизмом, глупостью или местью, ради своих корыстных целей пожертвовали жизнью ближних.

– Ну вот видите, мне следует уйти, – с подавленным видом говорит президент, – у меня нет ни малейшего шанса на безопасность в этом доме.

– А! Злодей! – возмущается маркиз, – то-то, твои преступления заставляют тебя дрожать! Еще бы! Бесчестье невинных, ссылки на десять лет за развлечение со шлюхами, постыдные сговоры с семьями пострадавших, взятки, полученные за разорение одного дворянина и за множество других несчастных, принесенных в жертву твоей злобе или глупости, – вот призраки, волнующие твое больное воображение, не правда ли? Сколько бы ты сейчас отдал, чтобы вся твоя прежняя жизнь могла называться честной? Послужит ли когда-нибудь этот тяжкий случай тебе на пользу, почувствуешь ли ты всю непосильную тяжесть угрызений совести? Поймешь ли, что ни одно мирское блаженство, сколь бы ценным оно нам ни казалось, не стоит душевного покоя и радостей добродетели?