Леопольд Захер-Мазох - Амур с капральской тростью

Товарищи расхохотались.

– Потому что они знают, что ты их не любишь, – пробормотал более высокий из двух подошедших.

– О, еще как люблю! – возразил Павлов, презрительно кривя губы. – Но я их не уважаю.

– И почему же не уважаешь?

– Почему? Да потому что женщина, по сути, является существом подчиненным, – ответил Павлов, – впрочем, это можно было еще терпеть, пока бабы растили, кормили, пестовали и обшивали своих детей, однако сейчас они председательствуют на ученых собраниях и командуют полками.

Его слова вызвали дикий хохот.

– А ты не допускаешь, что могут быть исключения?

– Исключения? – сухо парировал Павлов. – Мне что-то ни одного не встречалось.

– Ну, а скажем… наша царица!

– О! Это конечно, великая женщина, блестящий ум, – с иронией произнес Павлов, – она так же разбирается в правлении, как марионетка в постановке комедии, вчера пьеса называлась «Орлов», сегодня она называется «Потемкин», и ни один человек не возьмется сказать, как она будет называться завтра!

На сей раз после его слов воцарилась мертвая тишина, и каждый из присутствующих с изумлением посмотрел на другого.

– Ты выпил лишнего, – произнес наконец драгун.

– Тут это ни при чем, – не согласился финский егерь, – он и в трезвом виде говорит то же самое.

– Будь поосторожнее с женщинами, – вдруг произнес чей-то звучный голос за спиной Павлова, в тот же миг он почувствовал руку, которая похлопала его по плечу.

Одновременно товарищи поднялись из-за стола, и в возникшей сутолоке двум закутанным в шинель фигурам удалось незаметно выскользнуть на улицу.

– Какое решение принимает ваше величество? – заговорил более высокий из двух, быстрым шагом направляющихся ко дворцу. Это была госпожа Меллин.

– Этот наглец у меня попляшет! – в сердцах воскликнула Екатерина Вторая, останавливаясь и гневно топая ногой. – Вы должны его получить, дорогая Меллин, забирайте его!

На следующее утро царица подписала два декрета. Первым госпожа Меллин назначалась командиром Тобольского полка, вторым капитан Павлов переводился из Симбирского полка в полк, отныне возглавляемый новым полковником – прекрасной женщиной. Четыре дня спустя полк был построен в каре на большом казарменном дворе для встречи нового начальника в кринолине. Офицеры вполголоса пытались острить между собой по этому поводу, лица старых седых солдат хранили мрачное выражение, рекруты смеялись и подталкивали один другого локтями.

Наконец, форейтор в красной ливрее на белом коне возвестил о появлении ожидаемой особы, которая вслед за этим въехала во двор в раззолоченной державной карете, запряженной четверкой великолепных белых рысаков, и, прежде чем поручик успел отворить ей дверцу, смелым и упругим движением выпрыгнула на землю. Поверх платья из дымчатого шелка на ней был надет полковой мундир в виде тесно облегающего фигуру зеленого бархатного камзола с алыми отворотами и золотой каймой, на высоком белоснежном парике сидела маленькая треуголка с развевающимся белым пером и свежими дубовыми листьями, на боку висела шпага, а в руке она сжимала длинную камышовую трость с набалдашником из слоновой кости, какие в ту пору были в моде среди офицеров, знатных персон и благородных дам. Знамя склонилось, под барабанную дробь и перекликающиеся свистки она, производя осмотр, прошла вдоль фронта выстроившегося полка и затем остановилась в центре четырехугольника, горделиво скрестив на груди руки.

– Солдаты, – заговорила она, – в моем лице вы видите своего нового командира полка. Назначая меня на эту почетную должность, их величество, наша прославленная императрица Екатерина Вторая, хотела отдать дань уважения не столько мне лично и моим скромным заслугам, сколько оказать честь своему полу, который до сего времени был незаслуженно оттеснен на второй план. Моя задача состоит в том, чтобы доказать вам, что женская рука может мягко и благосклонно руководить вами, не будучи лишенной той сноровки, которая по недоразумению приписывается мужчине в качестве преимущества пола. Я буду любезна с вами, пока вы исполняете свои обязанности, и всегда справедлива, но стану строгой и неумолимой там, где дело касается службы их величеству и чести нашего знамени. Вас, мои офицеры, я призываю поддержать мои намерения обращаться со своими подчиненными по-человечески, а там, где штрафных санкций не избежать, выбирать такие, которые не унижают чувство собственного достоинства солдата, в особенности, я запрещаю употребление палки и хочу, чтобы в тех случаях, когда телесные наказания неизбежны, оные производились плетью или шпицрутенами. Плеть окружена ореолом поэзии, в то время как палка вульгарна и унизительна.