Эрве Базен - Супружеская жизнь

— Так что же, плюнуть на все или как? Тоже мне проблема! Я, мол, такая хорошенькая, такая свеженькая после всей этой кучи ребятишек! И потом что же? Я трясусь только двадцать пять дней из тридцати. Позвольте спросить: кто же за все расплачивается? Раз я расплачиваюсь, то за все и буду отвечать, за все!

Эмили Даноре попыталась изменить тему:

— Не хочу обвинять женщин, пусть каждая сама за себя решает. Но что касается молодых девушек, было бы лучше, чтоб они хоть немного побаивались.

— Ох, уж в этом я совсем не уверена! — степенно сказала моя жена и отвела взгляд, видимо вспомнив, что сама-то Габриэль в свое время ничего не боялась.

И без сомнения, по той же самой причине никто не осмелился заметить, что тогда сократилось бы и число незаконнорожденных детей и вынужденных браков. Мнения разделились. Я размечтался: любить, подчиняясь лишь порыву желания, быть в его власти, любить, чтоб любить, — вот и все, без всяких предварительных расчетов, без противных приготовлений, в полной безопасности, настолько очевидной, что даже сомневаться не приходится. Какие перемены внесет это в супружескую жизнь, избавив ее от того, что так долго ее отравляло! Мамаши уже толковали о социальном страховании, которое не станет возмещать расходы на такое лекарство, и о том, что пособие по многодетности собираются повысить.

— Одно оплатит другое, — ворчала Эмили.

— Для нас все это уже поздновато, — сказала Мариэтт. — Может, молодоженам пригодится.

— Между прочим, — вставила мадам Гимарш, радуясь возможности переменить тему разговора, — вы видели нашего будущего зятя?

Гонтран Рабо, жених (тридцати девяти лет), коммерческий агент (не будем называть его коммивояжером) в фирме «Братья Деспла», стал предметом безудержных восхвалений: этот молодой человек (ах, вот как, значит, и меня можно считать молодым!) всем хорош и мил, большой знаток шерстяного дела и, само собой разумеется, уже предложил расширить филиал магазина Гимаршей (приданое довольно значительное — что поделаешь, ведь Арлетт уже тридцать два года). Мариэтт задремала в кресле. И я тоже. На улице было сумрачно. Мне казалось странным, что я тут нахожусь, — так иногда бывает, когда унесешься куда-то мыслями и лишь изредка в сонном забытьи смотришь вокруг. Я был ни хмур, ни весел, ни доволен, ни обозлен, а как бы это лучше выразить? Чувствовал, что я на своем месте. Меня засосала среда, но я с этим смирился. Испытывал легкое сожаление о том, что так происходит, и в то же время полагал, что так и должно быть, ощущал усталость от долгого сопротивления, но как будто избавился от большой беды. Мне было спокойно и хорошо среди всех этих шепотов после сытного обеда. Я заснул. Должно быть, спал долго. Проснулся — кругом смеялись. Вся ребячья ватага уже вернулась. Малыши говорили о каком-то замечательном коте. Девочки постарше толковали о мини-юбках, вздымавшихся над их колготками, все они разлеглись на полу вокруг проигрывателя, откуда шел, растекался голос Адамо. На одном подлокотнике моего кресла сидел Лулу, на другом — Ивонна. Они весело хохотали, наклонившись надо мной, и усердно дули на меня, их теплое дыхание отдавало ароматом гренадина. Пожурив их за баловство, я повалил обоих на себя.

— А ты храпел! — сказала мама, неслышно подойдя к нам.

Неподалеку стояли Арлетт и Гонтран, все поздравляли их. Мариэтт из-под полуопущенных ресниц уже посматривала на меня и слушала, что ей говорит мамуля:

— Свадьбу устроим не позже 26 июня, как раз перед летними каникулами.

Вот и еще раз основы восторжествовали. По случаю бракосочетания своих детей мадам Туссен Гимарш и мадам Жюльен Рабо принимают гостей 26 июня от 16 до 20 часов в зале гостиницы «Король Рене» . Это приглашение, напечатанное на глянцевых карточках, было разослано знакомым. После речи помощника мэра, восхвалявшей столпов местной торговли, после свадебной ковровой дорожки в церкви святого Мориса, после церковного привратника, стучавшего алебардой, после всей церемонии в церкви, витражи которой ярко вспыхивали под лучами солнца и бросали цветные блики на каменные плиты пола, Арлетт и Гонтран, стоя около родителей в зале гостиницы, обменивались бесчисленными рукопожатиями с приглашенными. На свадьбах столько же рукопожатий, как и на похоронах, все идет почти в одном и том же ритме, и одни и те же люди с одинаковой вежливостью склоняют в поклоне головы. И конечно, кругом цветы, все те же цветы, но сейчас они в букетах, а не в венках. И тем не менее это тоже конец жизни: какой-то твоей жизни. По газетам я время от времени мог следить за этим погружением.