Николай Карамзин - Марфа-посадница, или Покорение Новагорода

Пришло известие, что Иоанн уже спешит к великому граду с своими храбрыми, опытными легионами. Еще из дальних областей новогородских, от Каргополя и Двины, ожидали войска, но верховный совет дал вождю повеление, и Мирослав сорвал покров с хоругви [38] Хоругвь — в Древней Руси знамя с вышитым на нем изображением какого-нибудь святого. отечества… Она возвеялась и громкое восклицание раздалося: "Друзья! В поле!" Сердца родителей и супруг затрепетали. Тысячи колеблются и выступают: первая и вторая состояли из знаменитых граждан иовогородскнх и людей житых; одежда их отличалась богатством, оружие — блеском, осанка — благородством, а сердца — пылкостию; каждый из них мог уже славиться делами мужества или почтенными ранами. Михаил Храбрый шел наряду с другими, как простой воин. Юный Мирослав взял его за руку, вывел вперед и сказал: "Честь витязей! Повелевай сими мужами знаменитыми!" Михаил хотел взглянуть на него с гордостию, но взор его изъявил чувствительность… "Юноша! Я — враг Борецких!.." — "Но друг славы новогородской!" — ответствовал Мирослав, и витязь обнял его, сказав: "Ты хочешь моей смерти!" За сим легионом шла дружина великодушных, под начальством ратсгера любекского. Знамя их изображало две соединенные руки над пылающим жертвенником, с надписью: "Дружба и благодарность!" Они вместе с новогородцами составляли большой полк, онежцы и волховцы — передовой, жители Деревской области — правую, шелонские — левую руку, а невские стражу. [Так разделялись тогда армии. Большим полком назывался главный корпус, а стражею, или сторожевым полком, — ариергард. (Примеч. автора.)] Мирослав велел войску остановиться на равнине… Марфа явилась посреди его и сказала:

"Воины! В последний раз да обратятся глаза ваши на сей град, славный и великолепный: судьба его написана теперь на щитах ваших! Мы встретим вас со слезами радости или отчаяния, прославим героев или устыдимся малодушных. Если возвратитесь с победою, то счастливы и родители и жены новогородские, которые обнимут детей и супругов, если возвратитесь побежденные, то будут счастливы сирые, бесчадные и вдовицы!.. Тогда живые позавидуют мертвым!

О воины великодушные! Вы идете спасти отечество и навеки утвердить благие законы его; вы любите тех, с которыми должны сражаться, но почто же ненавидят они величие Новаграда? Отразите их — и тогда с радостию примиримся с ними!

Грядите — не с миром, но с войною для мира! Доныне бог любил нас, доныне говорили народы: "Кто против бога и великого Новаграда!" Он с вами: грядите!"

Заиграли на трубах и литаврах. Мирослав вырвался из объятий Ксении. Марфа, возложив руки на юношу, сказала только: "Исполни мою надежду". Он сел на гордого коня, блеснул мечом — и войско двинулось, громко взывая: "Кто против бога и великого Новаграда!"

Знамена развевались, оружие гремело и сверкало, земля стонала от конского топота — и в облаках пыли сокрылись грозные тысячи.

Жены новогородские не могли удержать слез своих, но Ксения уже не плакала и с твердостию сказала матери: "Отныне ты будешь моим примером!"

Еще много жителей осталось в великом граде, но тишина, которая в нем царствует по отходе войска, скрывает число их. Торговая сторона [Часть города, где жили купцы. (Примеч. автора.)] опустела: уже иностранные гости не раскладывают там драгоценных своих товаров для прельщения глаз; огромные хранилища, наполненные богатствами земли русской, затворены; не видно никого на месте княжеском, где юноши любила славиться искусством и силою в разных играх богатырских — и Новгород, шумный и воинственный за несколько дней пред тем, кажется великою обителию мирного благочестия. Все храмы отворены с утра до полуночи; священники не снимают риз, свечи не угасают пред образами, фимиам беспрестанно курится в кадилах, и молебное пение не умолкает на крылосах, народ толпится в церквах, старцы и жены преклоняют колена. Робкое ожидание, страх и надежда волнуют сердца, и люди, встречаясь на стогнах, не видят друг друга… Так народ дерзко зовет к себе опасности издали, но, видя их вблизи бывает робок и малодушен! Одни чиновники кажутся спокойными — одна Марфа тверда душою, деятельна в совете, словоохотна на Великой площади среди граждан и весела с домашними. Юная Ксения не уступает матери в знаках наружного спокойствия, но только не может разлучиться с нею, укрепляясь в душе видом ее геройской твердости. Они вместе проводят дни и ночи, Ксения ходила с матерью даже в совет верховный.