Владимир Билль-Белоцерковский - Старый Чили

– А Мэри ты больше не встречал? – спросил я старика.

– Спустя несколько дней после нашей встречи я снова посетил «Барбара-Кост», на ее там уже не было. Исчезла… Да… Грустно и обидно, исколесив весь свет, на старости лет умирать одному, без единого близкого человека.

Это мой последний рейс. Меня и на это судно взяли неохотно. Что же ждет меня впереди, когда иссякнут силы? Капитал мой – мешок с барахлом, пара новых сапог и жалованье за рейс. Хочется отдохнуть, иметь свой угол. Протянуть свое старое тело и спокойно лежать на траве, на солнышке, крепко спать ночью на земле, не слыша рева океана и надоевших склянок… По окончании этого рейса са я мечтаю хоть не надолго позволить себе эту роскошь, а когда деньги уйдут, продать сапоги, чтобы подольше продлить удовольствие, а там… будь что будет…

На палубе раздались мерные и четкие шаги, словно кто-то маршировал, и послышался голос:

– Ты! Спать!

– А я хочу цитру послушать. Тебе-то что? – по-ребячьи, робко запротестовал голос юнги.

– Марш в кубрик! – зарычал Ганс.

– Да тебе какое дело?! Я не на работе.

Мое время.

– Не выспавшись, ты плохо будешь работать.

– Да тебе-то что? – возмутился юнга. -

Ты здесь не хозяин, не капитан и даже не боцман.

– Рассуждать?! – Ганс шагнул к юнге, но его остановил яростный ропот людей:

– Ты! Обезьяна! Убирайся отсюда!

– Паршивая тварь! Испортил музыку!

– До каких пор ты будешь портить здесь воздух?

– Что?! Что?! – заорал Ганс.

Ему влепили звонкую затрещину. Его угрозы никого не испугали.

Пароход прибыл в Порт-Саид. В воскресенье, когда вся команда отправилась на берег, Чили остался на палубе. Он целый день Возился со своими вещами, рылся в своем Мешке, лазил под койку. А вечером мы заменили, что он как будто избегает разговоров с нами. Во время ужина он устало вздыхал И не прикоснулся к пище… Он глядел поверх наших голов, и в черных глазах его таилась боль. Даже цвет лица его стал необычным: На медных щеках его выступили красные пятна…

– Почему не ешь?

– Болен? – спрашивали его. Он не отвечал.

Смущенно переглядываясь, мы пожимали плечами. Таким Чили мы не видали никогда. Но вот старик обвел нас грустным взглядов и глухо произнес:

– Я ухожу от вас.

– Почему?

– Что случилось? – посыпались со всех сторон вопросы.

– Среди вас… находится вор, – ответил Чили и, отвернувшись, стал собирать свои вещи в мешок.

– Вор?! Где он? Кто? – шумно заволновались мы.

– Не знаю кто, но он здесь, среди вас, – ответил Чили. – Он здесь, в кубрике.

– Что он украл?

– Сапоги, – последовал ответ. Все замолкли. Переглянулись-

А через минуту кубрик загудел:

– Кто мог польститься на сапоги?

– Может, они завалились?

– Не может быть, чтобы среди нас оказался вор!

– Ищи, ребята!

Небольшое помещение кубрика было перерыто сверху донизу. Но сапог не оказалось Неловкость, стыд и смущение охватили всех.

– Давай искать в мешках, – предложил кто-то.

– Давай.

В несколько минут были вытряхнуты и осмотрены все мешки, даже мешки отсутствующих. Ничего!

Нам стыдно было смотреть друг другу в глаза.

– Слушай, Чили! – робко заговорил Карл, – допустим, что это правда, среди нас смеется вор, но это не значит, что ты должен бросать работу. Мы в два счета соберем тебе на новые сапоги…

– Да! Да! – подхватили мы дружно. – Соберем!

– Терять трехмесячное жалованье и работу из-за пары сапог – чистое безумие! – вскричал я.

– Но жить в одном кубрике и работать с вором невыносимо, – сказал Чили.

– Но 'ведь вор-то один! – вскричал Карл. – Почему же мы все должны отвечать за него?!

– Вор неизвестен, и я могу подозревать в краже каждого из вас, а это очень тяжело.

– Но подумай, Чили, – волновался я, – ведь ты теряешь место, работу…

– Если бы мне пришлось потерять гораздо больше, я не остался бы рядом с человеком, который может обокрасть своего товарища. Это не только вор, это… – не находя слов, он брезгливо поморщился и махнул рукой.

Мы поняли, что Чили тверд в своем решении. Он завязал мешок, взвалил его на плечи и пошел к выходу. На миг мы растерялись, но, опомнившись, бросились за ним, обступили его тесным кольцом и всячески пытались его разубедить и уговорить. Но старый Чили был неумолим. У порога он круто повернулся и, протянув мне на прощанье руку ушел…

Мне стало так тоскливо, словно я потерял самого близкого человека. Я не выдержал и скриком: «Чили! Чили! Постой!» – помчался за стариком.