Оскар Лутс - Лето

– А какой черт тебе велел так долго торчать на хуторе Рая да зубы скалить, раз ты знал, что…

– …что мне по дороге еще такая заваруха предстоит, – заканчивает вместо него Тоотс. – Уж я знаю, что ты хочешь сказать. Вообще-то ты прав, я и сам понимаю, но что же прикажешь делать, раз время так затянулось. Своих рук дело – это факт, но и ты, Кийр, тоже чуточку виноват: почему не напомнил мне еще засветло, что пора уходить. Ну, а теперь уже ночь, вот и делай, что хочешь.

– Хм! – отвечает Кийр. – Теперь выходит, что я еще и, виноват.

– Да нет, – снова начинает Тоотс, – я же не сказал, что ты один виноват: ты моих слов наизнанку не выворачивай. Оба мы виноваты. Да и не стоит сейчас об этом толковать. Сейчас лучше давай подумаем, как домой попасть, не будем попусту время тратить и виновного искать. Думаю, лучше всего тебе сначала самому сходить на кладбище да поглядеть, как там дела обстоят. Может, они все уже разлеглись и не услышат даже, как мы тихо проскользнем мимо.

– Разлеглись? – повторяет Кипр. – Ну хорошо, разлеглись… Но отчего именно я должен проверять, разлеглись они там или нет?

– Ох ты, болван! – раздражается Тоотс. – Неужели ты не понимаешь, что мне туда и носа сунуть нельзя.

– А как же мне можно?

– Тебе! Ты для них посторонний, ты им ничего не сделал, ни хорошего ни плохого. Пусть даже тебя увидят – если, значит, они еще не улеглись, – так тоже не беда. Скажешь им разочек «pardon», извинишься за беспокойство, – неужто они тебя тронут!

– Нет, – дрожа всем телом, отвечает Кийр, – пойдем уж вместе.

– Это будет самая большая глупость, какую мы могли бы сделать. Сам рассуди: пойдет один из нас – так по крайней мере другой останется, чтобы родным сообщить: так, мол, и так обстоят дела. А пойдем оба – никто никогда и не узнает, куда мы пропали. Понимаешь? Поди знай этих дьяволов, тебя они, может, и не подумают тронуть, а как меня увидят, так пойдет кутерьма! Думаешь, у них время есть разбирать, кого они дубасят… и куда? Ну, не хочешь, так оставайся здесь, я сам пойду погляжу. А ежели через полчасика увидишь, что меня нет, – беги на хутор Рая и скажи Тээле: Тоотс шлет вам свой прощальный привет.

– Тоотс! – почти умоляюще взывает к нему Кийр.

– Да, да, – откликается тот, – ничего не поделаешь.

– А если б мы обошли далеко сторонкой – через ржаное поле?

– Этого еще не хватало! Вот дурень, ты, верно, думаешь, что там им тебя не поймать. По шоссе еще, может, как-нибудь и удерешь, а на ржаном поле ты наверняка погиб. Земля там рыхлая – бежать будешь вдвое медленней, чем на шоссе, рожь еще облепит тебе ноги и вообще не даст двигаться.

– Что же нам делать?..

– Я ж тебе сказал, что делать. Но ты ни с чем не соглашаешься, сам не идешь и меня не пускаешь. Дело вот в чем: мы, конечно, могли бы пойти и вдвоем, но мне тебя жаль. Нельзя же втягивать в беду ни в чем не повинного человека, да еще к тому же своего школьного товарища.

– Но, Тоотс, – с кислой улыбкой пытается возразить Кийр, – это все пустая болтовня, все, что ты сейчас говоришь. Таких вещей не бывает.

– Хм, это как на чей взгляд. Хочешь – верь, хочешь – не верь, твое личное дело. Но потом чтобы никаких упреков не было, будто тебя не предупреждали.

Кийр, разумеется, не склонен принимать слова Тоотса за чистую монету, и все-таки таинственный вид приятеля вносит тревогу в его трусливую душонку. Он и днем немало трусит, проходя через кладбище, а ночью ему никогда еще не доводилось пробираться здесь одному. Собственно, Кийр и сам не знает, верит он в чертей и привидения или нет. Днем, когда он среди своих, мысль о существовании сверхъестественных сил кажется ему довольно нелепой; но в темные вечера взгляд его на эти вещи слегка колеблется и готов даже смениться совершенно противоположным убеждением, в особенности если ему приходится одному выходить во двор. Короче говоря, мнение Кийра насчет сверхъестественных сил можно выразить примерно так: Кийр в них и верит и не верит; не верит и все же верит.

– Что же нам делать? – снова спрашивает он после минутной паузы.

– Что нам делать, что нам делать? – повторяет про себя Тоотс и посматривает на свои карманные часы.

Несколько минут он пристально изучает циферблат и словно не верит собственным глазам.

– Ой, ой, ой! – вскрикивает он вдруг, испуганно глядя на приятеля.

– Плохо, – покачивает головой управляющий имением. – Совсем плохо.

– А что? – дрожа всем телом, шепчет Кайр; при атом он издает звук, изобразить который в литературной произведении представляется весьма затруднительным.