Въ эту ночь Тонетъ совершенно напился, и вмсто того, чтобы поіти ночевать въ спальню Нелеты, захраплъ у очага. Они не искали, а напротивъ, повидимому избгали другъ друга, находя нкоторое облегченіе въ такой отчужденности. Они дрожали при мысли остаться вмст, боясь воспоминаній объ этомъ маленькомъ существ, прошедшемъ предъ ними, какъ плачъ тотчасъ же загубленной жизни.
На слдующій день, Тонетъ снова напился. Онъ не могъ оставаться одинъ съ самимъ собою; у него была потребность одурманить себя алкоголемъ, чтобы заставить замолчать свою совсть.
Въ трактиръ пришли дурныя всти о состояніи П_і_а_в_к_и. Лкарства не помогали: онъ умиралъ. Мужчины вернулись къ своимъ дламъ, женщины, входившія въ его хату, признавались въ недйствительности всхъ своихъ средствъ. Самыя старыя по своему объясняли характеръ болзни. Пробка изъ пищи, закупорившая желудокъ, гнила. Стоитъ только взглянуть на его вздувшійся животъ.
Прибылть медикъ изъ Сольаны на свой еженедльный пріемъ и его повели въ лачугу П_і_а_в_к_и. Пролетарій науки отрицательно покачалъ головою. Ему нечего здсь длать. Это смертельный аппендицитъ: слдствіе чрезмрнаго объяденія, отъ котораго врачъ приходилъ въ ужасъ. И вс въ деревн повторяли слово «аппендицитъ», женщины забавлялись, произнося это названіе, столь странное для нихъ.
Священникъ донъ Мигуэль ршилъ, что наступилъ моментъ войти въ хижину ренегата. Никто не умлъ тажъ быстро и откровенво, какъ онъ, напутствовать людей на тотъ свтъ.
«Ну, какъ?» произнесъ онъ стоя у дверей: «ты христіанинъ? Или нтъ?»
П_і_а_в_к_а сдлалъ жестъ изумленія. Конечно онъ христіанинъ! И точно оскорбленный вопросомъ, онъ посмотрлъ подъ крышу хижины, созерцая въ восторг и надежд клочекъ синяго неба, глядвшій въ щели крыши.
«Ну, хорошо! Между людьми не должно быть лжи!» продолжалъ тотъ. «Надо исповдаться. Онъ при смерти… Ясно, какъ божій день!» Этотъ священникъ-стрлокъ не любилъ долго разсуждать съ своей паствой.
Выраженіе ужаса промелькнуло въ глазахъ бродяги.
Его жизнь, полная нищеты и страданій, предстала предъ нимъ въ полномъ обаяніи ея безграничной свободы. Онъ видлъ предъ собой озоро съ его блестящими водами, шумную Деесу съ ея пахучей зеленью и лсными цвтами и даже стойку С_а_х_а_р_а, предъ которой онъ часто мечталъ и гд жизнь такъ часто представлялась ему въ розовомъ свт сквозь винные пары. И все это онъ долженъ покинуть!.. Изъ глазъ его, уже подернутыхъ дымкой, струились слезы. Спасенья нтъ: пробилъ часъ смерти. И онъ увидитъ въ лучшемъ мір божественную улыбку безконечнаго милосердія, озарившую его душу ночью на озер.
И сразу вдругъ успокоившись, прерываемый рвотой и судорогами, онъ началъ тихо исповѣдоваться предъ священникомъ во всѣхъ своихъ мошеничествахъ, столь многочисленныхъ, что могъ припоминать ихъ только огуломъ. И вмѣстѣ съ грѣхами онъ говорилъ о своихъ упованіяхъ: о вѣрѣ въ Христа, Который опять придетъ для спасенія бѣдныхъ, и о таинственной своей встрѣчѣ ночью на берегу озера. Но священникъ грубо прервалъ его: «П_і_а_в_к_а, не фантазируй. Ты бредишь!.. Правду… говори, правду».
Онъ уже сказалъ правду. Единственнымъ грѣхомъ его была лѣнь, потому что онъ глубоко вѣрилъ въ то, что трудъ противенъ завѣтамъ Господа. Разъ только онъ поступилъ, какъ другіе, предоставивъ свои руки людямъ, соприкоснулся съ богатствомъ и всѣми его радостями, и вотъ, увы! ему приходится расплачиваться за непослѣдовательность.
Всѣ Пальмарскія женщины умилялись такимъ концомъ бродяги. Онъ жилъ еретикомъ послѣ своего бѣгства изъ церкви, а теперь умираетъ, какъ истинный христіанинъ.
Характеръ его болѣзни не позволялъ ему принять Св. Тайнъ, и когда священникъ осѣнилъ его дарами, то запачкалъ рясу въ его рвотѣ.
Только нѣсколько старухъ смѣло вошли въ хижину; он обыкновенно одѣвали въ саванъ всѣхъ, умиравшихъ въ деревнѣ. Запахъ въ хижинѣ стоялъ невыносимый. Люди изумленно и таинственно перешептывались объ агоніи П_і_а_в_к_и. Уже второй день не пищу онъ извергаетъ, а нѣчто хуже, и кумушки зажимали носъ, воображая себ П_і_а_в_к_у, распростертымъ на соломѣ среди своихъ нечистотъ.
Онъ умеръ на третій день болзни. Животъ былъ страшно раздутъ, лицо скорчено, руки судорожно сведены отъ страданій и ротъ широко раскрытъ отъ послднихъ конвульсій.
Боле богатыя женщины, бывавшія въ дом священника, иснытывали глубокое состраданіе къ этому несчастному, который примирился съ Господомъ посл такой собачьей жизни. Желая достойно снарядить его въ послднее путешествіе, он отправились въ Валенсію, чтобы все приготовить для погребенія, истративъ на это такую сумму денегъ, которая, вроятно, никогда и не снилась П_і_а_в_к_ во всю его жизнь.
Читать дальше