Слушатели его, продолжая относиться къ нему съ благоговніемъ, не довольствовались однако этими отдаленными перспективами. Имъ хотлось воспользоваться сейчасъ же самимъ тми благами, которыя онъ рисовалъ имъ;- они, какъ дти, тянулись къ лакомству, которое имъ показывали издалека. Самопожертвованіе во имя будущаго счастья человчества не привлекало ихъ. Изъ рчей Габріэля они извлекли только убжденіе въ несправедливости своей доли и увренность въ своемъ прав на счастье. Они не возражали ему, но Габріэль чувствовалъ, что въ нихъ зарождается такая же глухая враждебность, какъ въ его прежнихъ товарищахъ въ Барцелон, когда онъ излагалъ имъ свои идеалы и возставалъ противъ насильственныхъ дйствій.
Прежніе пламенные ученики стали отдаляться отъ учителя и часто собирались безъ него на колокольн у звонаря, возбуждая другъ друга жалобами на несправедливость и нужду, угнетавшую ихъ. Звонарь, мрачный, нахмуривъ брови, кричалъ, продолжая вслухъ свои мысли:
— И подумать только, что въ церкви накоплено столько ненужныхъ богатствъ! Грабители!.. Разбойники!
Вслдствіе охлажденія къ нему учениковъ, Габріэль могъ опять проводить цлые дни съ Саграріо, къ радости дона Антолина, который думалъ, что онъ окончательно разошелся съ своими друзьями. Въ награду за это онъ досталъ Габріэлю заработокъ: умеръ одинъ изъ двухъ ночныхъ сторожей собора, и донъ Антолинъ предложилъ Габріэлю замнить его, т. е. проводить ночи въ собор, получая за это дв пезеты въ день. Габріэль принялъ предложеніе, не взирая на свое слабое здоровье. Дв пезеты въ день — его братъ получалъ не боле того, и ихъ средства такимъ образомъ могли удвоиться. Какъ же не воспользоваться такимъ счастливымъ обстоятельствомъ.
На слдующій вечеръ Саграріо, въ разговор съ дядей, выразила преклоненіе передъ его готовностью взять на себя каксй угодно трудъ для поддержки семьи. Спускалась ночь. Они стояли у перилъ на галлере верхняго монастыря. Внизу виднлись темныя верхушки деревьевъ. Надъ ихъ головами было блдное іюльское небо, подернутое легкой дымкой, смягчавшей сверканіе звздъ. Они были одни. Сверху, изъ комнатки регента, раздавались нжные звуки фисгармоніи и мирная ночь обввала ласковымъ прикосновеніемъ ихъ души. Съ неба спускалась таинственная свжесть, успскаивающая душу и будящая воспоминанія.
Чтобы убдить Саграріо, что съ его стороны не было никакой заслуги въ томъ, что онъ готовъ нести службу въ собор, Габріэль сталъ разсказывать ей о своемъ прошломъ, о прежнихъ лишеніяхъ и страданіяхъ. Онъ такъ часто голодалъ! Страданія въ Монхуих, въ мрачномъ каземат, были, быть можетъ, мене ужасны, чмъ отчаяніе, пережитое имъ на улицахъ большихъ городовъ, когда онъ глядлъ на ду, выставленную въ окнахъ магазиновъ, или на золото въ мняльныхъ лавкахъ, когда у него самого не было ни гроша въ карман и голова кружилась отъ голода. Но онъ сказалъ, что очень легко переносилъ все, пока былъ одинъ, и что его жизнь стала невыносимо мучительной, когда вмст съ нимъ страдала въ скитаніяхъ и Люси.
— Ты бы ее полюбила, — сказалъ онъ Саграріо. — Она была мн истинной подругой по духу, хотя настоящей любви я къ ней не питалъ. Бдная Люси была некрасивая, анемичная двушка, выросшая въ рабочемъ квартал большого города, съ посинвшими отъ малокровія губами. Прекрасны были только ея глаза, расширившіеся отъ холодныхъ ночей, проведенныхъ на улиц, отъ страшныхъ сценъ, которыя происходили при ней, когда она жила у родителей и отецъ ея возвращался пьяный домой и колотилъ всю семью.
Какъ вс двушки рабочаго класса, она рано увяла… Я любилъ ее изъ жалости къ ея судьб, общей для всякой молодой работницы, красивой въ дтств, но утратившей красогу въ ужасныхъ условіяхъ трудовой жизни.
Габріэль разсказалъ со слезами о послднемъ свиданіи съ ней въ очень чистомъ, но пропитанномъ холодомъ благотворительности, госпитал въ Италіи. Онъ не былъ ея законнымъ мужемъ, и могъ являться къ ней лишь два раза въ недлю. Она сидла въ кресл и попросила у него розъ. У него не было денегъ на кусокъ хлба, но онъ взялъ нсколько грошей у товарища, еще боле бднаго, чмъ онъ, и принесъ ей цвтовъ… А потомъ она умерла, и онъ не зналъ даже, гд ее похоронили. Можетъ быть тло ея отправили въ анатомическій театръ. Но я вижу ее всегда передъ собой — и мн кажется теперь, что Люси воскресла въ теб…
— Я бы не могла сдлать то, что длала она, дядя, — сказала Саграріо, взволнованная разсказомъ.
— Зови меня Габріэлемъ и говори мн «ты»! — взволнованно сказалъ Габріэль. — Ты замнила мн Люси, и я опять не одинъ… Я долго разбирался въ моихъ чувствахъ и теперь знаю: я люблю тебя, Саграріо.
Читать дальше