Эдит Уортон - Итан Фром

Поначалу он опасался, что девушка возненавидит здешнюю тяжелую жизнь, холода и уединенность; но за все это время она ни разу не проявила недовольства. Зена объясняла это просто: поскольку Мэтти все равно деваться некуда, она волей-неволей должна делать вид, что ей тут нравится. Но Итан не удовлетворялся таким объяснением, тем более что сама Зена отнюдь не следовала этому разумному принципу.

Он испытывал к Мэтти сочувствие и жалость еще и потому, что по печальному стечению обстоятельств он как бы сделался ее опекуном. Отец Мэтти Силвер, состоявший с женой Фрома в родстве, совершил в свое время поступок небывалой решимости — он променял родные горы на Коннектикут, женился там на уроженке Стамфорда и унаследовал от своего тестя процветающее предприятие по производству медикаментов. Многочисленная родня завидовала и восторгалась, но, к несчастью, Орин Силвер, человек незаурядного размаха, умер, не успев продемонстрировать на собственном примере, что цель оправдывает средства. Ревизия его финансовой отчетности обнаружила только характер самих средств — и хорошо еще, что это произошло не до, а после пышных похорон, которые устроили главе семьи жена и дочь. Когда махинации покойного Силвера выплыли наружу, вдова не вынесла позора и скончалась, а Мэтти в двадцать лет осталась брошенной на произвол судьбы, имея за душой пятьдесят долларов, вырученных от продажи фортепьяно. Оказалось, однако, что при всех ее разнообразных дарованиях к жизни она была подготовлена недостаточно. Она умела отделать цветами шляпку, сварить из патоки карамель, прочесть с выражением «Не раздастся звон вечерний» [6] «Не раздастся звон вечерний» (1867) — хрестоматийная мелодраматическая баллада американской поэтессы Розы Хартвик Торп (1850–1939). и сыграть на фортепьяно «Молитву девы» [7] «Молитва девы» — популярная во второй половине XIX века пьеса для фортепьяно Феклы Бондаржевской-Барановской (1834–1861). или попурри из оперы «Кармен». Когда она попыталась расширить сферу своей деятельности за счет изучения стенографии и основ бухгалтерии, ее здоровье стало сдавать, а шесть месяцев, проведенные на ногах за прилавком большого магазина, окончательно его подорвали. Ближайшие родственники Мэтти, поддавшись в последние годы на уговоры ее покойного отца, доверили ему свои сбережения; и хотя после его смерти они безропотно исполняли свой христианский долг и за зло воздавали добром, давая дочери Силвера все имевшиеся у них в запасе добрые советы, ожидать от них вдобавок и материальной поддержки, разумеется, не приходилось. Но когда доктор, лечивший Зенобию Фром, порекомендовал ей подыскать кого-нибудь для помощи по хозяйству, вся родня моментально сообразила, что тут из Мэтти удастся извлечь хоть какую-то выгоду. Сама же Зена, не возлагая особых надежд на расторопность своей будущей помощницы, соблазнилась тем, что к ней можно будет вволю придираться без опасения, что та возьмет расчет. Так Мэтти попала в Старкфилд.

Недовольство и придирки Зены почти не выражались в словах, но тем не менее задевали за живое. Все первые месяцы Итан то сгорал от желания увидеть, как Мэтти наконец выйдет из себя и ответит Зене какой-нибудь дерзостью, то мучился страхом за последствия подобной вспышки. Но мало-помалу обстановка разрядилась. Деревенский воздух и долгие летние дни, когда Мэтти с утра до вечера находилась на улице, вернули краски ее щекам и упругость походке; в свою очередь Зена, получив возможность больше времени уделять своим многочисленным недомоганиям, несколько ослабила бдительность и перестала цепляться к Мэтти на каждом шагу, так что Итан, который, как прежде, тянул свой воз, выжимая все что можно из скудородных полей и маломощной лесопилки, совсем было решил, что в его доме воцарился мир.

Собственно говоря, и сейчас не было веских причин считать, что этот мир нарушен; но со вчерашнего вечера на горизонте маячил какой-то неясный страх. Он складывался сразу из многого: из враждебного молчания Зены, из тревожного предостерегающего взгляда Мэтти и из других всплывавших в памяти мимолетных и неуловимых примет, похожих на те, по которым иногда утром, еще при совершенно безоблачном небе, мы угадываем, что к вечеру разразится гроза.

Страх этот был так силен, что Итан, как все мужчины, подсознательно оттягивал время. С погрузкой он управился только к середине дня, и поскольку бревна и доски нужно было доставить Эндрю Хейлу, старкфилдскому плотнику, Итан прикинул, что разумнее будет, если он сам повезет их в поселок, а своего подручного, Джотама Пауэлла, отправит на ферму пешком. Он запряг в сани пару серых рабочих лошадок, взобрался наверх и уже примостился было на штабеле досок, когда вдруг, заслонив на мгновенье вспотевшие лошадиные шеи, перед ним возникло лицо Мэтти и тот быстрый, тревожный взгляд, который она метнула на него накануне.