Леонид Гроссман - Записки д`Аршиака, Пушкин в театральных креслах, Карьера д`Антеса

— И даже не герцогиня Беррийская, — продолжал Вяземский, — она стала просто графиней Луккези-Палли.

— Можно спорить о ее державных правах, — отвечал д'Антес, — но, впрочем, я уже признал, что принадлежу другой родине, другому властелину, другой даме.

Навстречу поднятому петровскому штандарту со всего флота, крепости и отдельных фортов гулко гремели орудия. Все мачты распустили флаги.

Тогда-то по особому сигналу царь отправился с «Ижоры» на «Геркулес» поклониться древнему ботику. Под гул всеобщей канонады к нашей «Александрии» плыл двадцативесельный катер. Царь приглашал желающих приветствовать вместе с ним патриарха русского флота.

Через несколько минут мы всходили на палубу «Геркулеса». На алом помосте, как на плахе, высилась узкая и длинная трехсаженная галера, свежевыкрашенная, е вычурными украшениями на срезанной корме. Львиные пасти и резные кораблики оживляли гнутые доски бота.

Царь уже отдал честь старинному челну и спокойно беседовал с посланниками. Заметив, что Барант внимательно читает список кораблей Балтийского флота, он обратился к нему:

— Вы, вероятно, еще не читаете бегло по-русски, — не помочь ли вам?

Но здесь произошло некоторое замешательство.

Ряд судов Балтийского флота назван именами русских побед над французами. «Бородино», «Березина», «Бриенн», «Кульм», «Фершампенауз» соседствуют в этой номенклатуре с мифологическими богинями и древними героями — «Беллоной» и «Венус», «Приамом» и «Агамемноном». Николай почувствовал неловкость положения.

— Каждая нация чтит воспоминания о своих победах, — попробовал он смягчить впечатление, — вы, как политик, должны это понять, барон.

— Совершенно верно, ваше величество, — отвечал Барант, — в нашей эскадре есть «Аустерлиц» и «Фридланд».

Царь с явным неудовольствием отвернулся. В это время он увидел Пушкину. Личину мореплавателя мгновенно сменила маска паладина. Стройно выпрямившись и вызвав улыбку на своем хмуром лице, он кавалерственно приблизился к первой красавице своего двора и, кажется, всей своей империи. По-рыцарски он предложил ей услуги простого гида. Облокотившись о колесо штурвала, он стал называть ей окружающие корабли. Обычно игривый и самовлюбленный в присутствии женщин, словно хвастающий перед фрейлинами своей выправкой, своим взглядом, своей мощью, царь на этот раз кокетствовал перед дамой своими морскими силами. Как всегда, его тешила прямолинейность, точность и законченность военного зрелища. Морской смотр сохранял строгий расчет военного парада на Марсовом поле. Балтическую стихию пытались подчинить вкусам императора: он с гордостью показывал случайной зрительнице ровный ряд выстроенных судов.

— Заметьте, сударыня: с края линий, кажется, видишь один корабль!

И собеседница императора, словно любуясь зрелищем, глядела вдаль своим рассеянным взглядом.

Если бы она знала, чего стоила эта стройность, размеренность и точность… Ни в одном флоте нет таких жестоких взысканий, как в русском. До сих пор судовые экипажи Николая подчинены морскому уставу Петра I, с его средневековыми санкциями четвертования, колесования, вырезывания ноздрей, повешения на реях, аркебузирования, битья кнутом и кошками. Многохвостая плеть из просмоленной пеньки заменяет в карательной практике флота смертоносные шпицрутены сухопутных войск. Арестантские роты под начальством инженер-генералов надрываются над постройкой новых судов. Но все это приводит только к внешней парадности и к праздному блеску морских спектаклей.

Царь продолжал кокетливо выгибать свой стан перед Пушкиной, обволакивая ее жадными взглядами своих водянистых глаз.

Между тем церемониал заканчивался. Отдавались сигналы к отплытию в Петергоф. Для обратного путешествия император пригласил фрейлину Загряжскую с ее племянницами на борт «Ижоры» принять участие в царском завтраке.

Мы простились с нашими спутницами. Старуха Загряжская проводила д'Антеса своей саркастической усмешкой, Александрина с некоторой тревогой оглянула нас, старшая Гончарова обожгла моего кузена беспокойным, сухим и горящим взглядом. Пушкина с глубокой и нежной задумчивостью протянула на прощанье свою руку для поцелуя.

Мы вернулись гребным катером на «Александрию». Пироскаф наш распустил пары и двинулся в обратный путь.

Мы вышли из военной гавани. Граниты и мачты Кронштадта медленно уплывали от нас. Маленькое общество наше, несколько поредевшее, обменивалось впечатлениями от морского празднества. Д'Антес отошел в сторону.