Едва услышав, что она отправляется в Санкт-Петербург, чтобы уладить дела со своим процессом, он тотчас же начинает подсчитывать, сколько дней продлится поездка его к ней, во что она ему обойдется. Четыреста франков от Гавра до Петербурга, четыреста на обратный путь, да двести франков от Гавра до Парижа. Он спешно придумывает самые нелепые предлоги, чтобы придать своей поездке характер крайней необходимости, заявляет, что давно уже должен был отправиться в Санкт-Петербург, чтобы поставить там свою пьесу во французском театре. Затем неожиданно заводит речь о пароходной компании, которую собирается основать его зять и которая будет поставлять суда по исключительно дешевой цене. Эта компания якобы уполномочила его вести переговоры с Россией. Внезапно он обнаруживает в себе — быть может, он думал, что письма его перлюстрируются, — «любовь» к императору всероссийскому, потому что император — единственный настоящий самодержец среди нынешних монархов. И Бальзак заявляет, что «готов стать российским подданным».
Так это и продолжается, письмо за письмом, ураганный огонь, поток нетерпения. Февраль, март, апрель, май, все лето, всю зиму. И снова наступает весна и снова лето. Прошло полтора года после смерти господина Ганского, а вожделенное слово «приди!» все еще не сказано.
Наконец, в июле позволение получено, и у него есть деньги на поездку. В июле 1843 года, ровно через десять лет после их первой встречи, Бальзак прибывает из Дюнкерка в Санкт-Петербург и сразу же отправляется в дом Кутайсова, где остановилась госпожа Ганская. Дом этот — что в достаточной мере символично — находится на Большой Миллионной.
XX. «ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ»
На сорок третьем году жизни, уже усталый и измученный, Бальзак видит, перед собой одну-единственную цель: он хочет упорядочить свою жизнь, сбросить бремя долгов, спокойно и неторопливо завершить свое гигантское творение. И знает, что может добиться этого лишь в одном случае. Он должен завоевать госпожу Ганскую и, по крайней мере, хоть часть ее наследственных миллионов. Человек, который сотни раз стоял за игорным столом, играя против судьбы, который всегда проигрывал и снова ставил в азарте, — теперь он вновь ставит все на одну карту: на эту женщину. За полтора года, которые прошли до того, как ему позволили приехать в Петербург, он изо всех сил старался придать себе как можно больше блеска. Он знает, что для Ржевусских и того чванного аристократического круга, в котором, как в зеркале, отражается их собственная спесь, какой-то там Оноре де Бальзак, крестьянский внук, с фальшивым «де», всегда останется человеком из низов, даже если он величайший писатель столетия. Но если бы мсье де Бальзак был выбран в палату пэров, если бы он обладал политическим влиянием, если бы король подтвердил его право на «де» или, еще лучше, пожаловал ему графский титул? А если бы мсье де Бальзак был членом Французской академии? Академика украшают такие официальные достоинства, что он уже не может быть смешным. И кроме того, академик не может быть бедняком: он получает две тысячи франков в год, и если к тому же его выберут в «Комиссию по составлению словаря» — а это пожизненный пост, — он будет получать целых шесть тысяч франков ежегодно. Кроме того, при этом носишь фрак с пальмами, шитыми золотом, и даже урожденной Ржевусской не придется стыдиться мезальянса. Или как отнеслись бы к Баль-заку-миллионеру, к писателю, который сочиняет по шесть пьес в год, заполняющих все шесть крупнейших парижских сцен? К писателю, который каждый год загребает полмиллиона?
Желая добиться социального равенства с госпожой Ганской, Бальзак перепробовал все возможности. По всем трем лестницам пытается он вскарабкаться наверх, в недоступную сферу Ржевусских. И со всех трех лестниц этот тучный, снедаемый нетерпением человек скатывается вниз.
К выборам в палату он опоздал, ибо не сумел вовремя обеспечить себя капиталом, наличие которого является непременным предварительным условием для включения в список кандидатов. Так же не везет ему на выборах в Академию (и так же не повезет и на всех будущих). Поскольку никто не решается всерьез оспаривать его права, его противники отыскивают сотни предлогов, чтобы отклонить его кандидатуру. Они заявляют, что его финансы находятся в расстроенном состоянии. Не может-де восседать под священным куполом человек, которого на улице, у подъезда нетерпеливо поджидают судебные исполнители и ростовщики. Они выдвигают в качестве препятствия его частые отлучки. Но всего честнее характеризует истинное положение вещей некий заклятый враг его и тайный завистник: «Мсье Бальзак слишком необъятен для наших кресел!» Да, действительно, он утер бы нос им всем, за исключением Виктора Гюго и Ламартина.
Читать дальше