Городок превосходно знал также, когда этот круг появился. При жизни пани Ганзелиновой три ее взрослые дочери — Гелена, Лида и Мария были настоящими городскими барышнями, которых привлекали к домашней работе лишь от случая к случаю и по необходимости. Но с той поры, как Ганзелин овдовел, обстановка круто переменилась. Говорили, будто бы еще в ту первую ночь, когда покойница лежала в гробу, он, осененный безумной идеей, уже рисовал пресловутый круг. Правда, согласно плану, первоначально были учреждены всего три вида домашних работ. Лишь шестью годами позже, когда подросла и Дора, Ганзелин выбросил старые диски, заменив их новыми, разделенными на четыре поля.
Однако, когда окончила школу Эмма, случилось непредвиденное: ее не включили в круговорот. Злые языки уверяли, что доктор просто не сумел разделить диск на пять равных частей. Впрочем, это был лишь один из глупых, пошлых анекдотов. Он долго не выходил из моды, хотя староградчанам была очень хорошо известна подлинная причина. Отец и сестры слишком любили Эмму, чтобы кому-нибудь из них могла прийти в голову мысль, что и ей надо распроститься с ее золотой волюшкой.
Это последнее дитя Ганзелина можно без преувеличения назвать счастливым. Ведь причастность к круговороту делала девушку величайшим посмешищем в глазах городка и неизбежно обрекала на глумливое прозвище. Какой-то анонимный остроумец соединил слоги, написанные на диске, в одно слово: «Гелимадо». «Гелимадо» — «мадонны» — «Гелимадонны». Прозвище привилось, и с тех пор четырех старших дочерей Ганзелина повсюду называли Гелимадоннами.
Побродяжка Гопцаца, который подпрыгивал, когда ему предлагали стакан самогона, Анежка Резаная, которую нужда толкнула на попытку самоубийства, лавочник Гостюшка, который, будучи в гостях в Милетине, упал в Безовку, и Гелимадонны — вот, пожалуй, все те, кого в Старых Градах никто за глаза не называл по имени. Быть причисленным к этой жалкой братии, быть осужденным всю жизнь носить на себе клеймо, быть шутом у дураков — доля не из приятных. Стоит ли удивляться, что каждая девушка, дежурившая в амбулатории, всегда старательно избегала глядеть на картонный круг, висящий над отцовским столом.
В ту пору, когда мы приехали в Старые Грады, Гелене Ганзелиновой было тридцать четыре года, Лидмиле тридцать два, Марии тридцать один, Дороте двадцать, а Эмме четырнадцать. Три из них: Геля, Мария и Эмма были светловолосые и голубоглазые; у Лиды и Доры глаза были тоже голубые, но более темного цвета, а волосы почти совершенно черные.
Гелена и Лида были высокого роста, сухопарые, по-видимому, в мать. У Гелены фигура была скорее мужская, широкие плечи, узкие бедра, густые брови, резко проступающие кости лица и узкий, словно безгубый рот. Суставы ее рук казались раздувшимися желваками, мускулы — сплетенными из проволоки, а локти — туго скрученными узлами. Гелена походила на верблюда и, в довершение сходства, горбилась. Она была шумливой, громкоголосой и нимало не заботилась о своей внешности: к примеру, на свои непомерно большие ноги любила надевать башмаки с застежкой на мелких пуговичках, из которых одни едва держались на ниточке, другие вообще отсутствовали; в городке утверждали, что сапожник шьет ей и милетинскому лесничему обувь по одной колодке. В движениях Гелены не было ничего женственного, она ходила вразвалку, широкими шагами, говорила хриплым голосом.
Лида была примерно такого же роста, как Гелена, однако гораздо тщедушнее, сутулая, с впалой грудью и длинным лицом. Тот, кто всмотрелся бы в ее глаза повнимательнее, мог заметить, что они имели необычный фиалковый оттенок, придававший им выражение нежной грусти. Но чего стоят красивые глаза, если кожа на лице пористая, угреватая, усеянная мелкими прыщиками! Лида казалась смуглой, но впечатление это создавала все та же нечистая кожа. Если Гелена была решительной, то Лида — робкой, неразговорчивой, тихой. Ничто на свете не могло ее рассмешить, ничто не могло вывести из терпения. За всю жизнь не видел я таких тонких рук. При наклоне у нее через корсаж проступали ребра, и в целом она очень напоминала скелет, стоявший под стеклянным футляром в нашем школьном кабинете. Если у Гелены волосы были всегда растрепаны, то у Лиды они были словно приклеены к черепу. Она причесывалась на прямой пробор, укладывая волосы на макушке узлом в виде плетеной булочки — к сожалению, и пробор, и узел были, точно мукой, припорошены перхотью.
Читать дальше