Илья Штемлер - Архив

— При единственном оппоненте, — в тон ответила Ксения.

И они долго хохотали, радовались шутке. А в том, что это была всего лишь шутка, они тогда не сомневались.

— Ксеня… Ксю-ша, — Гальперин положил газету на колени и скрестил на груди руки. — Сегодня собирался нагрянуть Аркадий.

— Ну и что? — Ксения продолжала выметать из буфета месячную пыль.

— Мне бы не хотелось… Ну, как-нибудь потом, ладно? Извини, пожалуйста, но я был бы спокоен.

— Что же ты мне раньше не сказал? — произнесла Ксения без всякого раздражения. — Я затеяла уборку, теперь прерывать… Придет мальчик, и такой раскардаш.

— Мальчик, — улыбнулся Гальперин. — Он старше тебя на два года.

— Тем более неудобно. Подумает, такая грязнуля…

Гальперин хотел сказать, что Аркадий не знает о существовании Ксении. Он смотрел на Ксению прозрачно-голубыми глазами, и в неярком освещении комнаты они казались синими. Ксения протянула руку, откинула упавшую на его лоб редкую сивую прядь и, наклонившись, неуклюже, поцеловала куда-то в висок. Гальперин благодарно пошлепал ладонью ее руку, подавляя вспыхнувшее вдруг влечение к этому сильному и такому знакомому телу.

— Он может прийти с минуты на минуту, — вяло произнес он, увещевая самого себя.

Ксения направилась в «свою» комнату.

— Слушай, а почему Аркадий не женится? Сорок лет, и не был женат, — бросила она на ходу.

— Нравится ему так, — ответил вслед Гальперин. — Вначале перебирал, а потом привык. Отбоя нет от надомниц, его устраивает.

— Надомниц. Вроде меня? — из глубины комнаты раздался смех. — Зачем он к тебе придет? Соскучился?

— Он собрался уехать, Ксюша.

— Далеко?

— Далеко. Из страны. Эмигрировать.

Копошение в комнате прервалось. Что-то упало с резким коротким стуком… В проеме двери возникло тревожное Ксенино лицо. Она склонила голову, рассматривая Гальперина, словно странный внезапно увиденный предмет.

— А как же ты? У тебя ведь будут неприятности.

— Что я могу поделать? Он взрослый человек.

Ксения молчала, сведя над переносицей милые темные брови.

— У нас в институте работал комендант. У него уехала дочь… Так заклевали беднягу, что он отравился газом, — с каждой фразой голос Ксении твердел. — Но тебя они не заклюют. Ты сильный, Илюша. Ты должен быть выше их.

— Не понимаю, — растерялся Гальперин. — Одобряешь Аркадия?

— Да.

— Что значит, да? Это… предательство. Побег… Ты считаешь иначе?

— С некоторых пор, Илюша. К сожалению.

— Ну знаешь! — воскликнул Гальперин и хлопнул ладонями о подлокотники кресла. — Я могу еще… не понять, нет — выслушать! Да, только лишь выслушать своего сына… Но вы, Ксения Васильевна…

— Сына можешь, а меня — нет? Националист вы, Илья Борисович, — Ксения не без досады погрозила пальцем. — Как вам не стыдно…

— Ладно, ладно, — буркнул Гальперин. — Не лови на слове… Так что же тебя подвигло к образу мыслей Аркадия?

— Был случай, Илюша. Накануне моего отъезда сюда…

У входной двери резко прозвучал звонок. Гальперин испуганно вскинул голову, подобрался. И Ксения растерялась. Она отступила в глубину комнаты и захлопнула дверь, успев подсказать Гальперину, что к нему, мол, пришла аспирантка на консультацию и сейчас уйдет, пусть так объявит сыну.

Гальперин встал с кресла и, одернув халат — новогодний подарок Ксении, — мрачно поплелся в прихожую, стараясь справиться с предательским дыханием. Каково было изумление, когда в глазок он узрел женственное лицо Анатолия Брусницына. Вот те на, принес ветер! Гальперин вспомнил, что утром, до всех звонков своих неожиданных визитеров, разговаривал с Брусницыным по телефону и просил заглянуть к нему в кабинет или навестить дома, есть разговор. Это ж надо, совсем запамятовал, старый козел… Первым порывом было предложить Брусницыну перенести встречу. Конечно, неудобно, человек специально приехал… А если успеть поговорить с ним до прихода Аркадия? Кряхтя и злясь на себя, Гальперин принялся за накидной крюк, что намертво прижимал тяжелую дверь.

— Это вы? — встретил он Брусницына неопределенной интонацией. — Заходите, заходите, — он посторонился и втянул живот, пропуская молодого человека в прихожую. — Экий вы сегодня… затертый какой-то… Конечно, бюллетень не курорт.

— Ах, не говорите! — улыбался Брусницын. — Я уже забыл про бюллетень. В котлован утром упал, понимаете, — Брусницын стоял в прихожей, глядел на себя в круглое зеркало, обрамленное черненой деревянной рамой, и разглаживал ладонями прохладное лицо.