Илья Штемлер - Архив

Так и закончился тот день, 13 ноября 1982 года…

— Да, я хорошо запомнил тот день, — повторил Гальперин.

Мирошук понял его по-своему. Он скорбно вздохнул и развел руками, мол, все туда придем, но вот что важно — куда повернет новый лидер. Тоже, говорят, человек не очень крепкий.

Мирошук топтался вокруг Гальперина, подтягивая пальцами брюки, что сползали с тощих бедер, по-детски радуясь появлению своего заместителя. Казалось, он прилагает усилие, чтобы сохранить на лице свои асимметричные черты — особенно докучали брови, которые то и дело, ломаясь, взлетали вверх, разбегались в стороны, сдвигались к переносице.

«За ними просто не уследишь», — подумал Гальперин в ожидании новостей и в то же время удивляясь необычному радушию Мирошука — не к добру это, что-то преподнесет, только не знает, как подсластить пилюлю.

Гальперин поскучнел, набычился, дряблые веки наполовину прикрыли глаза. Он ждал, как ждет старый конь удара хлыста, покорно и равнодушно.

А новостей и впрямь скопилось предостаточно.

Но Мирошук не спешил приступать к служебным вопросам. То, что произошло сегодня в управлении у Бердникова, лихорадило, жгло, надо остудиться — рассказать. Иначе он просто задохнется. А кому еще рассказать, если не Гальперину? Только тот и может оценить его сообщение, оценить жертвенность поступка, который был принесен им, Захаром Мирошуком, во имя человеческой справедливости.

— Хочу вам кое-что поведать, Илья Борисович, — проговорил Мирошук серьезно и печально. — Не знаю, с чего и начать? Хреновина какая-то и больше ничего.

— Начните с начала, — буркнул Гальперин.

По тону директора ясно, что ничего хорошего ждать ему не следует. О чем он и обронил несколько вялых слов.

— Нет, нет, — всполошился Мирошук. — Как раз вы ошибаетесь, хоть и… Сядьте, пожалуйста, сядьте.

— Ваша просьба напоминает заботу палача — не слишком ли жесткой кажется сегодня клиенту плаха? — Гальперин шагнул к своему привычному креслу и провел ладонью по подлокотнику, словно убеждаясь, что кресло все так же крепко и надежно.

— Что вы, Илья Борисович. — голос Мирошука звучал искренне и доброжелательно. — Скажу честно: ситуация меня обескуражила, черт ее дери. Утром вызывает Бердников. Меня, Аргентова…

— Из архива загса, что ли? — уточнил Гальперин. — Фельдфебель гражданского состояния.

— И еще Клюеву, из архива соцстроительства. — Мирошук пропустил мимо ушей иронию Гальперина. Сейчас он ему преподнесет, каков фельдфебель тот Аргентов.

Вдохновение делает человека не только речистым, но и привлекательным. Толстые губы Мирошука, что обычно казались эдакой розовой плюшкой на узком подносе, сейчас не раздражали Гальперина, наоборот, он ничего не видел, кроме этих губ, ловя каждое слово. И страх, что успел как-то забыться за последние дни, вновь шевельнулся в груди, расправляя свои щупальца. Да, интуиция его не подвела, ничто в этом глупом мире не уходит безвозвратно. Возвращается в виде змеиного изгиба веревки, если сильно встряхнуть конец… Он верно поступил, что вызволил свое заявление обратно, Аркадий переживет, а он — пожалуйста вам, «качественный состав». Может быть, так и начиналось тогда, давно, в тридцать третьем, в Германии. Правда, закончилось крахом, но по дороге к собственной гильотине успели много столбов свалить… Голос Мирошука становился ниже, значительнее. Казалось, конец этой истории, связанный с поступком Аргентова, был для Мирошука куда важнее, чем все, что вызвало этот поступок. А момент ухода из кабинета управляющего Аргентова и Клюевой явился фактом такого подвига, что Мирошук и не знал, как его передать словами. Он причмокивал, подмигивал, пощелкивал пальцами и даже пританцовывал в совершеннейшем ликовании… Хотя Гальперин так и не понял — кто раньше покинул кабинет, не подписав обязательство о неразглашении, — сам Мирошук или Аргентов с Клюевой. Вроде выходило, что Мирошук первым гордо оставил ристалище, а следом уже выпрыгнули без парашюта оба директора архивов. Неясность была, но Гальперин не стал уточнять, услышанное сразило его…

— Ну, как это вам нравится? — спросил Мирошук.

— Значит, они остались вами недовольны? Что вы на собрании не согнали меня с должности?

— Да. Я им так и ответил: «Гальперина не отдам. Нельзя разбрасываться такими специалистами». — Мирошук испытывал досаду, неужели это самое важное из того, что услышал сейчас Гальперин? Каков, а? — Ах, Илья Борисович, за вас вступились, а вы…