Андрэ Моруа - Фиалки по средам

— Да ради себя самого… Ради людей, которые полюбят вас, которых вы непременно встретите… Только оттого, что в тяжёлую для вас минуту некоторые женщины вели себя недостойно, не следует неверно судить обо всех остальных…

— Вы всерьёз считаете, что на свете существует женщина… я хочу сказать, женщины, которых я мог бы полюбить… которые согласились бы, по крайней мере в течение нескольких лет, на жизнь, полную борьбы я нищеты?..

— Не сомневаюсь, — отвечала она. — Многие женщины обожают борьбу и находят в нищете бог весть какую романтику… Взять, к примеру, меня…

— Вас?

— О, я только хотела сказать, что… Смутившись, она запнулась, затем продолжала:

— Мне кажется, нам пора вернуться в гостиную… Мы остались в столовой одни, и метрдотель в полном отчаянии бродит вокруг нас.

— А вы не думаете, — спросил Жан Монье, накидывая на плечи Клары Кирби-Шоу горностаевый палантин, — вы не думаете, что… уже этой ночью?..

— О, нет, — сказала она. — Вы же только что прибыли…

— А вы?

— А я здесь уже два дня.

Прощаясь, они условились утром вместе совершить прогулку в горы.

Утреннее солнце набросило на веранду косое покрывало, сотканное из света и тепла. Жан Монье, только что принявший ледяной душ, поймал себя на мысли:

«До чего же чертовски хорошо жить!..»

Но тут он вспомнил, что у него осталось всего несколько долларов и несколько дней жизни. Монье вздохнул…

«Уже десять часов!.. Наверное, Клара ждёт меня…»

Он торопливо оделся. Облачившись в белый полотняный костюм, он почувствовал необыкновенную лёгкость во всём теле. У теннисной площадки он нагнал Клару Кирби-Шоу, она, тоже одетая в белое, прогуливалась по аллее в обществе двух молоденьких австриячек. Заметив Жана Монье, девушки поспешили скрыться.

— Я вспугнул их?

— Девочки немного робеют… Они рассказали мне свою историю.

— Это интересно? Надеюсь, вы её расскажете мне… Удалось ли вам хоть немного заснуть ночью?

— Я отлично спала. Сдаётся мне, пугающий меня Берстекер примешивает к нашей еде снотворное.

— Не думаю, — отозвался он. — Я спал как сурок и проснулся наутро с совершенно ясной головой. Спустя мгновение он добавил:

— И совершенно счастливым.

Она улыбнулась ему, но ничего не ответила.

— Пойдёмте по этой тропинке, — предложил он, — и вы расскажете мне историю молоденьких австриячек… Вы станете здесь моей Шехерезадой…

— Но только у нас не будет тысячи и одной ночи…

— Увы!.. Вы сказали… у нас? Она прервала его:

— Эти девчушки — близнецы. Они росли вместе, жили в Вене, затем в Будапеште, других близких подруг у них не было. Когда им исполнилось восемнадцать лет, они познакомились с венгром, который принадлежал к старинному аристократическому роду, прекрасным, как бог, и музыкальным, как цыган. В один и тот же день обе девушки без памяти влюбились в него. Спустя несколько месяцев он просил руки одной из сестёр. Другая в отчаянии пыталась покончить с собой. Тогда избранница графа Никки решила отказать ему, и сёстры составили план умереть вместе… И тут как раз они, подобно мне и вам, получили проспект «Танатоса».

— Какое безумие! — сказал Жан Монье. — Обе молоды и прекрасны… Отчего бы им не уехать в Америку, они могли бы встретить и полюбить других юношей?.. Немного терпения, и всё уладилось бы…

— Сюда как раз и попадают те, кому не хватает терпения, — печально проговорила она. — Впрочем, каждый из нас может рассуждать очень здраво, когда дело касается другого… Кто это сказал: «Все мы имеем достаточно мужества, чтобы переносить несчастия других»?

Обитатели «Танатоса» могли целый день наблюдать, как мужчина и женщина в белом без устали бродили по аллеям парка, мимо скал, вдоль оврага. Они горячо обсуждали что-то… Когда начало смеркаться, они повернули назад к отелю. Заметив, что они шли обнявшись, мексиканец-садовник деликатно отвернулся.

После ужина Жан Монье увлёк Клару Кирби-Шоу в маленькую уединённую гостиную и весь вечер нашёптывал ей что-то, казалось, трогавшее её. Затем, прежде чем подняться в свою комнату, он отправился на поиски господина Берстекера. Он нашёл директора в кабинете просматривающим какую-то чёрную книгу. Господин Берстекер проверял счета. Время от времени он брал красный карандаш и зачёркивал одну строчку.

— Добрый вечер, господин Монье! Могу ли я чем-нибудь быть вам полезен?

— Да, господин Берстекер… По крайней мере, я надеюсь на это… Вас удивит то, что я скажу… Столь неожиданная перемена… Но такова жизнь… Короче, я пришёл сообщить вам, что намерения мои переменились. Я раздумал умирать.