Николай Лысенко - Юность грозовая

— Своих впроголодь держим!

Бачуренко наклонился к Захару Петровичу и успокаивающе сказал:

— Не волнуйся, все будет ладно. Перекипит и уляжется, такая натура людьска.

— Василь Матвеич, дозволь мне слово! — послышался голос из среднего ряда.

— Давай, Илья Федорыч, балакай, — отозвался Бачуренко.

Старик повернулся к сидящим сзади и укоризненно сказал:

— Стыдно за вас, товарищи, перед степнов-скими. Речь идет о сбережении общего добра, а вы тут устраиваете базар. Люди жизни за нас отдают на фронте, а мы торгуемся за охапку сена.

«Видел, как закрутил, — удовлетворенно подумал Захар Петрович. — И вправду оратор».

Неожиданно дверь распахнулась, и в облаке морозного воздуха в клуб вбежал запыхавшийся парнишка лет четырнадцати. Не обращая внимания на выступавшего, он направился к сцене.

— Дядя Васыль! — взял он за рукав Бачуренко. — Только что по радио передали: наши на Волге прикончили фрицев. Я тут немного успел записать.

Он сунул председателю помятый листок бумаги.

Бачуренко поднял руку и громовым голосом крикнул колхозникам:

— Тихо, товарищи! Петька добрую весть принес, — он показал на порозовевшего от смущения паренька. — Наши разбили под Сталинградом фашистов!

Он потряс в воздухе листком и продолжал:

— Вот тут сказано, шо наши войска захватили, — Бачуренко поднес к глазам листок, — две пятых прибавить три седьмых… И дальше сплошные дроби…

Он повернулся к парнишке:

— Шо ты мини подсунув?

— Читайте с другой стороны, это я из тетради вырвал.

— Ага, не оттуда начав, товарищи, — с усмешкой проговорил в зал Бачуренко. — Так вот… Захватили: семьсот пятьдесят самолетов…

Едва он закончил перечисление захваченных нашими войсками трофеев, пленных солдат и офицеров немецкой армии, клуб дрогнул от радостного гула. Ребятишки, молчавшие до сих пор, начали топать ногами и пронзительно кричать:

— Ура!

— Бьют гадов!

И тогда, пересиливая возбужденные голоса, Бачуренко спросил:

— Так как же мы будем со степновскими овцами?

Захару Петровичу показалось, что все выдохнули разом:

— Согласны!

До позднего вечера в селе слышались возбужденные голоса, овечье блеяние, скрип дверей: колхозники развозили по дворам степновских овец.

Перед сном Захар Петрович подошел к окну и, рисуя ногтем на запушенном инеем стекле какие-то квадратики, задумчиво проговорил:

— Дело мы сделали, теперь сохранятся овцы. Вот только как правление посмотрит на нашу работу? Все-таки надо было посоветоваться. А?

— Да черт его знает, — отозвался Лукич, готовя себе на лавке постель. — Только я так думаю, Захарушка: сохраним овец — спасибо люди скажут. А что подумают в нашем правлении, меня нынче не очень тревожит.

Ответ из Степной пришел быстрее, чем ожидала Таня. После утреннего обхода в палату вошла дежурная медсестра и, загадочно улыбаясь, спросила от двери:

— Кому сегодня снился приятный сон? Никто не ответил, и только Таня, заметив на себе ее взгляд, поднялась с койки.

— А что? — с волнением спросила она.

— Сердце подсказало? — засмеялась медсестра, доставая из кармана халата письмо. — Бери, Танюша, тебе.

Таня взяла письмо и, глянув на него, погрустнела: адрес был написан незнакомым почерком. Ее вдруг охватила непонятная тревога. Она отошла к окну, осторожно надорвала конверт и вытащила небольшой листок.

«Ты уж прости меня, Таня, за любопытство, — читала она. — Думаю, ждать будешь ответа, вот и решила сама написать тебе. Миши дома нету, зимует он со скотом в селе Бобровском. Сказывал на днях Иван Егорыч Курганов, что будут их возвращать в станицу. Скорее бы только! Ты спрашиваешь про бабушку Степаниду. Померла она под Новый год. В ее доме живут какие-то приезжие. А Василек с той поры, как сбежал от наших, где-то пропадал. А теперь объявился. Бабушка его говорит, что работает он будто бы на заводе… Выздоравливай, доченька…»

Дочитав письмо, Таня тяжело вздохнула и посмотрела в окно.

День уже не был таким солнечным и ярким, как полчаса назад. Снег сквозь навернувшиеся слезы казался рыхлым, подтаявшим.

«А тетя Лиза не догадалась, зачем я написала письмо, — беспокойно думала Таня, глядя на порхающих по веткам клена воробьев. — Выздоравливай, говорит, доченька…»

Таня вышла из палаты и стала ходить по длинному больничному коридору. Возле двери ординаторской ее встретила санитарка тетя Дуся.

— Какая ты нынче скучная, Танюшка! — удивилась она.