Бернгард Келлерман - Братья Шелленберг

– Прошлой ночью мне снился ядовитый цветок, – морща лоб, задумчиво говорила себе Женни. – Маленький, желтого цвета, в виде звездочки. Но я заметила его уже издали, подбежала к нему. А ведь было в лесу столько милых, простых цветов. Я видела только этот блестящий, желтый. Что я сделала с ним?

Долго стояла она в раздумье. Не могла вспомнить продолжения сна.

– Спокойной ночи, мой мальчик, – сказала затем Женни с улыбкой, – тебе пора теперь уходить, а Женни пойдет спать.

И сплетя руки на затылке, она прочитала тихим голосом, почти так, словно декламировала в театре:

Два раза повторила она эти стихи, и в последний раз – с тихим стоном, с мольбою о помощи в голосе. Потом крикнула:

– Спокойной ночи, Венцель!

И пошла в ванную комнату.

Круглые стены этой комнаты облицованы были кораллово-красным мрамором. Бассейн был углублен в пол, две ступени вели вниз. В нишах стояли умывальники, а в одной из них – скамья.

Женни пустила горячую воду в бассейн, потом обернулась и взглянула на скамью.

– А ты опять тут, Венцель! – сказала она, тихо смеясь.

Да, он сидел тут. Как часто сидел он тут, когда она купалась! Повсюду в доме присутствовал он, куда бы Женни ни направлялась. Эту комнату он особенно любил, мягкое освещение в ней было приятно его глазам. Свет падал из чаш на потолке, тонкий и нежный, как лепестки розы.

Женни разделась и вошла в бассейн.

– Смотри, Венцель, – сказала она, обращаясь к скамье.

С минуту она сидела тихо и опять произнесла, но на этот раз совсем тихо:

– Чего же тебе еще? Дремли.

Потом сказала, опять глядя в нишу:

– Теперь смотри, как я пойду спать, Венцель!

Она вынула из футляра маленькую серебряную бритву и показала ее Венцелю:

– Видишь ты это? – спросила она.

Лезвие блеснуло, и в тот же миг Женни быстрым движением перерезала себе жилу на левой руке. Потекла кровь, и Женни показала ее, торжествуя:

– Видишь, вот это кровь Женни. – сказала она, судорожно смеясь, и глаза у нее широко раскрылись.

Рана болела. Женни опустила руку в воду, и кровь заструилась. Как багровый пар, клубилась кровь в воде. Вскоре уже не стало видно руки, а вот багровый пар уже скрыл ее чресла. Она задвигалась, и вода в бассейне стала теперь совсем того же красного оттенка, как стены в комнате. Женни закрыла глаза и долго не шевелилась. Но вдруг испугалась. Что-то треснуло. Какой-то громкий треск раздался вдруг у нее в ушах. Она очнулась.

– Что это? Что я делаю? – воскликнула она. – Зачем я это делаю? О боже, нет, я не хочу этого.

Она выпрямилась и нажала кнопку звонка.

– Но ведь в доме нет никого, – тут же сказала она себе, и ее вдруг испугала пустота в доме. Она попыталась выйти из бассейна. Два раза срывалась она с лестницы, – так дрожали у нее ноги. Наконец это ей удалось. Остановившись посреди комнаты, она зажала правой рукою раненое запястье, попыталась шагнуть вперед, но страшно зашаталась.

– Помоги же мне, Венцель! – громко крикнула она и свалилась на пол. – Помоги мне, пока не поздно. Я этого не хочу!

А вот и шаги слышны. Вот и Венцель. Он берет ее на руки и уносит, как в тот день, когда молнии полыхали вокруг корабля. Но нет, это не Венцель. Может быть, это Михаэль? Да, ее уносит Михаэль. И почему он так быстро бежит?

Она потеряла сознание.

Никто не слышит! – нервно и нетерпеливо сказал капитан Макентин и опять позвонил у дверей Женни Флориан.

Он хотел ей только сообщить, что нимало не уполномочен господином Шелленбергом принять от нее дом. Пусть она распорядится им по своему усмотрению. Если же она предполагает временно отлучиться, то он, конечно, с удовольствием возьмет на себя заведывание виллою.

Опять никто не откликнулся на звонок. Тогда он обратился к управляющему домом. Четверть часа спустя, в течение которых он, терзаясь дурными предчувствиями, нервно грыз себе ногти, выяснилось все.

Макентину велено было дня через три-четыре явиться в Лондон для доклада. Однако он уже на следующее утро полетел на почтовом аэроплане в Лондон и под вечер после бурного перелета прибыл туда. Велел доложить о себе Венцелю и был немедленно принят.

Венцель был занят вечерним туалетом. Он сидел в кресле, удобно вытянув ноги. Парикмахер брил его, а молодая, хрупкая девушка делала ему маникюр. В комнате стоял крепкий запах эссенций и духов. Голова у Венцеля повязана была, как чалмою, мокрым полотенцем для закрепления прически.