Леопольд Захер-Мазох - Немилость любой ценой

Анжела, единственная дочь Репниных, подобно другу детства Максиму, малообразованная и наивная, какими в минувшем столетии могли быть только русские, без церемоний сама подхватила под руку растерянного юношу и с интонацией, показавшейся Максиму бесконечно приятной, сказала:

— Вот как это делается, Максим Петрович, я вижу, что мне придется взять вас в учение.

— Да, непременно возьмите, мадемуазель Анжела, — ответил Максим, — вы очень переменились в монастыре, стали настоящей дамой, мадемуазель Анжела.

Малышка только улыбнулась на это.

Вскоре все собрались в большом зале, и начался пир, воистину русский пир, во время которого столы ломятся под тяжестью яств и вино льется рекой, и который продолжался с двенадцати часов дня до позднего вечера. Затем в помещение вбежали пятьдесят слуг, мигом вынесли все столы и расставили стулья вдоль стен, оркестр заиграл полонез, стар и млад выстроились пара за парой, приготовившись для торжественного танца, которым в ту пору открывался любой бал.

Во время застолья Максим и Анжела сидели рядом и почти всю ночь протанцевали вместе. На следующий день, после крепкого сна, все общество сошлось за праздничным завтраком и, основательно подкрепившись, снова расселось по саням, только теперь молодые дамы разместились уже не с родителями, а со своими кавалерами. Максим вез Анжелу и на горячей украинской четверке оставил всех остальных далеко позади, красивая девушка нежно прижалась к нему и весело смеялась над вещами, на которые в обычной обстановке не обратила бы внимания: ее смешили вороны, гроздьями сидевшие на ветках ив, большие красные султаны, танцевавшие на головах лошадей, радостный перезвон бубенцов и щелканье длинного кнута, которым Максим время от времени, чтобы напугать ее, взмахивал, подражая выстрелу из пистолета.

Уже открылась прятавшаяся за высоченными безлистными тополями помещичья усадьба Мачковских, когда не на шутку расшалившаяся Анжела крикнула:

— Ах, Максим, вот было б здорово, если б мы сейчас опрокинулись!

И не успела она договорить, и они хохоча лежали на мягком как горностаевый мех снегу. Кони благополучно остановились чуть поодаль, Максим поднял Анжелу на руки, отнес ее в сани, которые сами собой выровнялись, и они все-таки оказались первыми, кто под хлесткое пощелкивание кнута и звон колокольчиков въехал во двор Мачковских.

Здесь к веселой компании присоединилась довольная пожилая, но приятная женщина, графиня Лобанова, в качестве гофдамы императрицы Екатерины Второй пользовавшаяся в среде сельских обитателей большим авторитетом. Настоящая дама эпохи рококо, до педантизма следующая модным тогда изяществу и манерности, она почитала своей святой обязанностью подвергать придирчивому осмотру и воспитывать каждого, и сегодня она, похоже, выбрала своей жертвой парочку наших озорников, ибо, едва заметив Анжелу, тотчас же начала причитать и охать по поводу ужасного беспорядка в ее талии, а затем под речитативом повторяемое «mon Dieus» [3] «Боже мой» (франц.). принялась за Максима, которому стала поправлять шейный платок.

— Здесь, — пробормотала она, — все растут точно дикие воробьи, до которых никому нет дела, вам следует общаться с женщинами, месье Урусов, с образованными, утонченными и опытными женщинами, знающими как воспитать молодого человека, а не с такими вот молодыми гусятами.

— О! Гуси весьма полезные птицы, сударыня, — в свойственной ему учтивой манере возразил Максим, — и вовсе не так глупы, как принято думать, и уж во всяком случае гусыня с гусаком больше подходят друг другу, чем гусыня с павлином, которому так нравится распускать свой драгоценный хвост, а кроме того у павлинов, говорят, очень жесткое мясо.

В эту минуту Анжела готова была расцеловать Максима, так обрадовало ее, что у него хватило мужества дать отповедь гофдаме, перед которой все заискивали. Однако на этом дело не кончилось. Графиня, которой приглянулся бойкий юноша и которая сама охотно взялась бы за его воспитание, подошла к родителям Урусова и пустилась объяснять им, насколько их замечательный сын здесь одичал и как несложно было бы устроить его пажом при дворе царицы. Родители Анжелы, случайно оказавшиеся поблизости, согласились с мнением графини и несколько раз высказывались в том смысле, что почли бы за великое счастье, если б их дочери представилась возможность сформироваться при дворе в совершенную даму.

— Да, да, — промолвил старый Урусов, — для девицы это, возможно, действительно верх мечтаний, но моему Максиму негоже становиться франтом, он должен носить не флакончик с нюхательной солью, а шпагу. Я недаром служил с Потемкиным, который нынче пользуется такой исключительной благосклонностью нашей императрицы. Максим должен стать солдатом и, если надо, сражаться с турками.