Петр Боборыкин - Василий Теркин

— Битки!.. И вы это слово знаете! Меня так в гимназии звали.

— Помяните мое слово… битки пойдут.

Оба рассмеялись и разом поднялись.

— А теперь чайку — да и в лес! — скомандовал Теркин.

В комнате Марфы Захаровны угощение шло обычным порядком. К обеду покупщик не приехал, а обед был заказан особенный. Иван Захарыч и Павла Захаровна волновались. Неспокойно себя чувствовал и Первач, и у всех явилось сомнение: не проехал ли Теркин прямо в город. Целый день в два приема осматривал он с своим «приказчиком» дальний край лесной дачи, утром уехали спозаранку и после завтрака тоже исчезли, не взяв с собою таксатора.

И в Саню забрело беспокойство. Она принарядилась особенно и ждала нового разговора с Теркиным. Первач сидел с ней рядом и хотел было начать прежний маневр; она отставила ногу и сейчас же отвернула голову в другую сторону. К концу обеда, когда пошли тревожные разговоры насчет леса и Первач начал делать намеки на то, что Теркин хочет «перетонить» и надо иметь с ним "ухо востро", ей сначала стало обидно за Василия Иваныча, потом она и сама подумала:

"Кто его знает, может, он только прикидывается таким добрым и сердечным, а проведет кого угодно, даже Николая Никанорыча, не то что ее, дурочку".

И у тетки Марфы она стала с Первачом ласковее, позволила пожать себе руку под краем стола, много стр.428 ела лакомств и чокалась с ним уже два раза наливкой.

— Марфа Захаровна! — окликнул Первач толстуху, сидевшую на диване, с соловеющими глазами и с папиросой, — она иногда курила. — А ведь Александре Ивановне взгрустнулось за обедом; господина Теркина поджидала.

И он подмигнул в сторону Сани. Та зарделась и нахмурила брови.

— Ничуть, ничуть!

— Да я вам говорю, что да.

— А я вам говорю, что нет.

Саня ударила даже кулачком по краю стола.

— Ну, чего вы спорите, дети! — остановила их тетка. -

Милые бранятся — только тешатся!.. Саня, кушай наливку! Хочешь еще полрюмочки?

— Тетя… дайте мне покурить.

— Захотелось?

— Забыть свое горе желает, — ввернул Первач.

— Ах, какой вы гадкий… Хотела выпить за ваше здоровье и не выпью…

— Ну, ну, чокнитесь! — подсказала тетка.

Саня и Первач чокнулись. Она, с надутыми еще губками, улыбалась ему глазами и потянула из рюмки густую темно-красную вишневку.

— Спойте "Пловцов"! — пристала Марфа Захаровна.

— Ах, тетя, все "Пловцов"?.. Что-нибудь другое. Это старина такая!

— Нужды нет!.. Какие стихи!..

Река шумит, Река ревет…

— Извольте петь! — скомандовал Первач.

Марфа Захаровна взяла гитару, и они запели втроем.

— Ах!..

Саня ахнула и вскочила с места.

Вошел Теркин. Он остановился в дверях и развел руками.

— Веселая компания! Желаю доброго здоровья.

— Василий Иваныч! Какая неожиданность!

Первач шумно отодвинул свое кресло и подбежал к нему. Марфа Захаровна начала застегивать верхние пуговки капота. стр.429

— Извините, пожалуйста! — залепетала она. — Мы по-домашнему.

— Пожалуйста, не стесняйтесь!.. Позвольте мне присесть, вот к Александре Ивановне.

Он казался очень возбужденным, и тон его ободрил и толстуху, и таксатора. Саня протягивала ему руку, все еще не овладев своим смущением. Ей вдруг стало совестно рюмки с наливкой, стоявшей перед ее местом. Она посторонилась. Теркин поставил стул между нею и Первачом.

— Марфа Захаровна! — весело окликнул он. — Вы и на гитаре изволите? Я тоже…

— Скажите, пожалуйста! Как это приятно! Но позвольте, не угодно ли вам… чего-нибудь? Или вы еще не кушали? Так я сейчас распоряжусь.

— Благодарю… Мы с Хрящевым попали к пчелинцу… И закусили там. Папушник нашелся… и медом он нас угостил… Но рюмку наливочки позвольте.

Все засуетились. Принесли рюмок и еще бутылку наливки сливянки. Теркин попросил гитару у Марфы Захаровны, заново настроил ее, начал расспрашивать, какие они поют романсы.

Тетка, с пылающими щеками, захмелевшим взглядом широко разрезанных глаз, улыбалась Теркину и через стол чокалась с ним.

— У Санечки голосок хороший, — говорила она сладко и замедленным звуком, — только она сейчас и застыдится.

— Хотите дуэт? — спросил он Саню.

— Да я, право, ничего не пою.

— Выдумывает. И у Николая Никанорыча приятный голос.

— Тогда лучше уж хором!

— Вот не знаете… чудесный романс, хоть и старинный…

"Река шумит"?

— Ах, тетя! Все то же! — вскричала Саня.

— Отчего же не это? — спросил Теркин.

— Видишь! Видишь!

Марфа Захаровна разом задвигалась на своем диване, и пуговки капота опять стали расстегиваться.