Петр Боборыкин - Василий Теркин

— И не говорите!..

Теркин ускорил шаг по дороге, вдыхая в себя громко струю затеплевшего воздуха с его благоуханием.

— И что за дух!

— Превосходный!.. Ландыш!.. Майский цвет…

И у немцев, кажется, так называется. Нет цветка краше и стыдливее…

— Антон Пантелеич! Да вы — поэт!

— Как-с?

— Поэт, говорю. Душа у вас с полетом и с чувством… как бы это сказать…

— Естества!.. Бесконечной жизни естества, Василий

Иваныч, это точно.

Они подошли к обрыву. Теркин сделал два шага к самому краю, сложил руки на груди и долго смотрел на реку, на Заволжье, на белые колокольни села Заводного.

В груди у него точно что вздрагивало. На таком душевном подъеме он еще не помнил себя. Вчерашний разговор с Маврой Федосеевной весь припомнился стр.423 ему. Как все это чудно выходило!.. Голова Сани всплыла перед ним, ее коса, ручки, выражение глаз, стан… И голосок как будто зазвучал… Жалко ему стало этой девчурки, и какое-то новое чувство великодушного покровительства шевельнулось в нем. Она же и законная наследница этой усадьбы, ее же обходит этот таксатор, а тетки развращают. Точно все в сказке, — и он явился тут, как богатырь, спасать царь-девицу, подскочить до двенадцатого венца ее терема.

Да и нужны ли такие усилия? Не приводит ли его судьба к более простому и достижимому?

Он продолжительно задумался.

— Вот какое обстоятельство, Василий Иваныч…

Хрящев присел на кончик скамьи и раза два потер руки, но уже не так, как он это делал, когда размечтался полчаса перед тем.

— Что-нибудь небось насчет того… шустрого франта?

Теркин кивнул головой в сторону флигеля.

— Сколь вы проницательны! Так точно!

— Ну, и что ж?

Лицо Теркина приняло сейчас деловое выражение.

— Он… как бы это сказать…

— Подъезжал к вам? Посулы делал?

— В таком именно смысле повел речь. И я немножко притворился, Василий Иваныч, что не совсем его понимаю. Ему оченно хочется попасть на службу компании.

— Еще бы!

— Меня, грешного, начал пытать… знаете… на нынешний фасон… все отборными словами и так… неглиж/е с отвагой!..

— Как?

— Неглиж/е с отвагой! Это моя супружница употребляла такой оборот… От семинаров наслышалась, от братьев и свойственников.

— Что же вы ему на это сказали, Антон Пантелеич?

— Я все помалчивал… Пускай, мол, выскажется до самого дна. Да почему и не предположить, что такая величина, как я, польстится на то, чтобы вступить стр.424 в союз с господином таксатором… Ни больше ни меньше, как всех мы должны провести и вывести

Низовьева, Черносошного, вас, Василий Иваныч, и — в лице вашем — всю компанию.

Встретив взгляд Теркина, острый и ясный, Хрящев повел головой и немного смущенно продолжал:

— Мое положение весьма в эту минуту не авантажно,

Василий Иваныч, хотя бы и перед таким человеком, как вы… Уподобляюсь гоголевскому Землянике…

— Да я-то не Хлестаков, Антон Пантелеич. Иначе вам и поступить было нельзя.

— Точно я этим совсем выслуживаюсь или прошу награды… вроде как за нахождение потерянного бумажника.

— Это вы напрасно!.. Первач — жулик, и его надо сейчас же устранить. За это берусь я!

— Известное дело, он будет запираться.

— Н/ешто я прямо так и бухну? Или на очную ставку вас обоих? Не младенец малый… Я и сам его доведу до точки… Будьте покойны.

Глаза Теркина блеснули.

— Чего же лучше, Василий Иваныч, ежели вы сами уже определили этого молодца. Он не расчел. Принял меня за ваше доверенное лицо, только надевшее на себя скромную личину.

— Да он вряд ли и ошибся, Антон Пантелеич.

— В чем-с?

— Вы хоть и без году неделю на нашей службе, но я вам доверяю и говорю это прямо.

Ему приятно было обласкать Хрящева. Обыкновенно он с подчиненными, на первых порах, держал себя настороже.

— Не раненько ли, Василий Иваныч?

Краска заиграла на полных щеках Хрящева. Глазки его радостно и смущенно оглянули Теркина.

— Остальное уже от вас будет зависеть, Антон Пантелеич. Дела много и дело большое.

— Святое дело! — со вздохом вырвалось у Хрящева. — И вот вы меня так не по заслугам поощряете… Я вам сейчас же покаюсь в предерзостных мечтаниях.

— Кайтесь… Послушаем.

— Боюсь задержать.

— Чаю наскоро напьемся. Еще рано. Папироски не хотите?

— Не употребляю. стр.425

— Говорите, говорите!

— Пришла мне… хе-хе… идея перед вашим приходом.

— Давайте, давайте вашу идею! Без идей нельзя. Без идей только закоренелость одна да кулачество.