Меланхолический юноша признавался, что демоны одолевают его, завязывают узелки на филактериях, связывают волосы в бороде, проливают воду, приготовленную для утреннего омовения рук, пригоршнями сыплют в еду соль и перец, подкладывают туда червяков и козьи катышки. Каждый раз, только он соберется отправлять естественные надобности, дьявол в образе женщины мешает ему. У него с собой было письмо от рабби, подписанное и другими свидетелями, подтверждающими, что он говорит правду… Приходили к нему и «маскилим», просвещенные современные евреи, спорили, задавали разные хитроумные вопросы. Добирались сюда и молодые бездельники, чтобы посмеяться, посрамить его ученость малоизвестными цитатами из Талмуда или даже из халдейских книг. Несмотря на то, что он давал себе слово принимать людей не больше двух часов в день, приходилось стоять у окошка с утра до позднего вечера. Ноги так уставали, что он лежал потом в полуобморочном состоянии на соломенном тюфяке. Не в состоянии был даже сесть, чтобы прочитать вечернюю молитву.
Как-то раз пришел Шмуль-музыкант, прежний собутыльник. Пришел просто повидаться. Шмуль жаловался на сильную боль в руке — из-за этого он не может играть на скрипке. Только возьмет инструмент в руки, начинаются боли. А правая рука, в которой держит смычок, плохо гнется, мерзнет, кровь не течет по жилам: и он показал желтые скрюченные пальцы — как у мертвеца… Шмуль хотел отправиться в Америку. Он передал Яше приветы от воровской шайки из Пяска. Эльжбета умерла. Болек сидит в Яновской тюрьме. Хаим-Лейб — в богадельне. Слепой Мехл и на второй глаз ослеп. Бериш Высокер уехал в Варшаву.
— Крошку Малку помнишь? — спросил Шмуль.
— Да. Как она там?
— Ее муж уже на том свете. Ему в тюрьме отбили легкие, — сказал Шмуль.
— И где же она?
— Вышла за сапожника из Закелкова. Всего три месяца и вдовела.
— Да, да.
— Зевтл помнишь?.. Ну, та, Лебуша Лекаха жена? — спросил Шмуль, понижая голос и немного с хитрецой.
У Яши кровь прилила к щекам:
— Да, помню.
— Теперь она мадам в Буэнос-Айресе. Вышла за какого-то Германа. Он ради нее оставил жену. У них самый большой бордель в Буэнос-Айресе.
Яша немного помолчал, а потом спросил:
— А ты откуда знаешь, а?
— Герман приехал в Варшаву. Назад везет с собой целый вагон женщин… У меня есть знакомый клезмер, который хорошо знает его сестру. Она живет на Низкой и ведет все дело…
— Да, да.
— Ну, а ты прямо такой рабби стал, да?
— И не рабби вовсе.
— Все только про тебя и говорят. Можешь, говорят, и мертвого воскресить.
— Такое только Бог может.
— Сначала Бог, а после — ты.
— Не болтай чепуху.
— Хочу, чтобы ты помолился за меня.
— Да поможет тебе Всемогущий.
— Яшеле, гляжу на тебя и не узнаю. Не могу поверить, что это и в самом деле ты.
— Все стареют.
— Для чего ты сделал это, а? Ну почему?
— Дышать стало невозможно.
— Ну и что? Полегчало?.. Я думаю о тебе… Думаю о тебе день и ночь…
Шмуль приехал под вечер. Эстер, сияя, объявила о его приходе. Стояла теплая летняя ночь. Зашла луна, высыпали звезды. Слышно было, как в пруду квакают лягушки, иногда каркает ворона, стрекочут в траве кузнечики. Старые друзья глядели друг на друга, стоя по разные стороны маленького оконца. Яшина борода совершенно поседела, и только прежние золотые искорки пробегали иногда в глазах. Да и у Шмуля тоже: сивые бачки, запали щеки. Он печально проговорил:
— Все мне осточертело, вот это правда… Играю здесь, играю там. Проходит свадебная церемония, потом танцы… На свадьбе бадхен повторяет те же шутки. Иногда прямо посреди всего этого — бросить бы все и бежать, куда глаза глядят…
— А куда бежать?
— Сам не знаю. Может, в Америку? Каждый день кто-то умирает. Только открою глаза, спрашиваю: Ентл, кто сегодня умер? Подружки ее приносят новости прямо с раннего утра. Как услышу про кого, тут мне сердце и схватит.
— Ну, а что, в Америке не умирают?
— Я там не так много кого знаю.
— Умирает только тело. Душа живет. Тело — все равно что оболочка. Когда она рвется, снашивается или пачкается, ее выбрасывают.
— Не в обиду, как говорится, тебе будет сказано, но разве ты был на небе и видел души?
— Пока живет Бог, живет все. Смерть не может одолеть жизнь.
— Но люди боятся смерти.
— Без страха Божьего человек хуже зверя.
— Да он в любом случае хуже.
— Он может стать лучше. Это в его власти.
— Но как? Что надо делать, а?
— Прежде всего никому не причинять зла…
Читать дальше