Сюгоро Ямамото: Красная Борода

После этого случая он несколько дней не встречал О-Суги...

В середине марта зацвели вишни в больничном саду, зазеленели кустарники и лечебные травы на плантации, на некоторых распустились цветы, и их аромат наполнял воздух. После обеда Нобору отправился на плантацию прогуляться и там неожиданно встретил О-Суги. Она возвращалась домой с корзиной выстиранного белья.

— Почему не приходишь к скамейке? — спросил он.

— Простудилась, но мне теперь уже лучше. Сегодня вечером приду. — О-Суги закашлялась.

— Похоже, ты еще не совсем здорова. А лекарство принимаешь?

— Да, мне его прописал господин Ниидэ.

— Хочешь — я сам приготовлю тебе лекарство? От него сразу полегчает.

О-Суги согласно кивнула.

В тот день, когда Нобору ужинал, в столовую вошел посыльный и сообщил, что к нему пожаловала гостья. Во время еды покидать столовую запрещалось, и Нобору только спросил, кто она.

— Macao Амано.

«Младшая сестра Тигусы, — подумал Нобору. — Интересно, зачем она сюда заявилась — по собственной воле или кто-то ее послал?»

— Скажи, не нашел меня, — ответил Нобору, подумав, что, не зная о намерениях девушки, встречаться с ней не стоит. — Пусть передаст, зачем пожаловала.

После ужина снова пришел посыльный.

— Девушка сказала, что ей обязательно надо повидаться с вами и она придет снова, — сообщил он.

Заметив, что Мори внимательно прислушивается к их разговору, Нобору резко поднялся из-за стола и покинул столовую.

Он приказал садовнику купить вина. Тот стал отнекиваться, мол, могут поймать. Нобору накричал на него, и садовник, почесываясь, отправился выполнять поручение.

— Интересно, зачем они подослали сестрицу Тигусы, — бормотал Нобору, возвращаясь к себе. — Но теперь уж им меня не провести.

Садовник принес сакэ [8] В Японии, как правило, пьют сакэ подогретым. , и Нобору стал пить, даже не подогрев его. Потом, захватив бутылочку с остатками сакэ, вышел наружу.

Несмотря на позднее время, в саду было тепло. Небо затянуло тучами, не было видно ни луны, ни звезд. В воздухе пахло землей и цветами. Аромат цветов, густой и сладковатый, усиливался при дуновении легкого ветерка.

Нобору настолько захмелел, что в темноте прошел мимо скамейки.

— Это вы? — окликнула его О-Суги.

Нетвердо ступая, он подошел и шлепнулся на скамью.

— Что с вами? — удивилась О-Суги.

— Извини,споткнулся...

О-Суги что-то пробормотала.

— Садись рядом, я то я совсем не слышу, о чем ты там говоришь.

О-Суги придвинулась к нему.

— Вот лекарство. Его надо вскипятить и выпить настой. Тебе сразу станет легче. Там написано, как принимать.

— Кажется, вы захватили с собой сакэ?

— Остатки — на один глоток.

— Я тоже принесла.

— Это еще зачем?

— Помните, я у вас забрала тыкву-горлянку? Я налила в нее немножко сладкой настойки, которую пьет госпожа О-Юми.

— А-а, вино из плодов эбидзуру...

— Откуда вы знаете?

— Попробовал однажды в сарае у садовника. То самое вино, которое Красная Борода изготовляет для лечебных целей... Странно, что ты принесла его для меня.

Нобору взял тыкву и сделал большой глоток прямо из горлышка. Напиток был густой, сладкий и слегка отдавал лекарством. Когда они вместе с Цугавой пришли к старику садовнику, Нобору выпил только одну чашечку и больше не стал. Напиток показался ему чересчур густым и резким. Теперь же, может, потому, что захмелел, незаметно осушил почти половину тыквы-горлянки.

— По правде говоря, диагноз господина Ниидэ не совсем правильный. Госпожа вовсе не сумасшедшая, — сказала О-Суги. — Я это знаю лучше, чем кто-либо другой... Ты... Вы меня не слушаете?..

— Слушаю, слушаю!.. А может, отложим этот разговор до другого раза?

— Потому что вы пьяны?

— Нет, пpocтo забочусь о твоем простуженном горлышке

— Не беспокойтесь. Может быть, и лучше, что я сейчас охрипла и говорю вроде бы не своим голосом. Вы меня не прерывайте и отнеситесь серьезно к тому, о чем я вам сейчас расскажу.

Нобору схватил О-Суги за руку и крепко сжал ее. Девушка не противилась.

...Когда О-Суги нанялась в служанки к О-Юми, той исполнилось пятнадцать лет. Две ее сестренки, двенадцати и семи лет, были от другой матери. Родная мать О-Юми по какой-то причине то ли сама ушла, то ли ее изгнали из дому. О подробностях О-Суги никто не рассказывал. Во всяком случае. О-Юми с детских лет знала, что у нее мачеха, хотя и не очень переживала это.

Она была красивей сестер, веселая и даже немного легкомысленная, но отличалась отзывчивостью и добрым сердцем за что ее любили все — мачеха и сестры, соседи и служащие отца. Последние даже заискивали перед ней, поскольку она считалась наследницей. Когда О-Юми исполнилось четырнадцать, состоялась помолвка. Это произошло за год до того, как в их дом пришла О-Суги.