Луи Селин - Банда гиньолей

Разумеется, предложение заслуживало внимания. Не мне было привередничать при моих обстоятельствах. Под рукой Каскада в Лестерском борделе ходило от десяти до двенадцати женщин… Я был не прочь взять одну, а то и две-три под свое крыло… лишь бы Вирджиния не переживала… лишь бы жизнь у нас наладилась… А тут такой роскошный выход подворачивался! Соблазнительное предложение!.. Я внимательно слушал… Все сразу упрощалось…

Он видел, что я пребываю в нерешимости.

И вдруг — бац! — вспомнился Мэтью… Ужас! Размечтался… Короткая же у тебя память!.. Меня точно холодной водой окатило, даже дух занялся…

— Ну, хватит уж этой бодяги, старина!.. Уматываем!.. Где только была моя голова?..

Он обиженно воззрился на меня.

В небе загрохотало с новым ожесточением… Бах! Бух! Трах!.. Снова в Уоппинге все заходило ходуном… Бам! Бам! Бабам!.. Кругом громыхало.

Он упорно возвращался к затронутому вопросу и прокричал мне прямо в ухо:

— Ты уверен, что тебе не нужно другой?

— Нет, нет, обойдусь!

— Душечку не хочешь?

— Нет, что ты…

Он рассмеялся: знал, что я ее не выношу… «Бабабам!.. Бабабам!..» палила крупнокалиберная артиллерия.

Снова появился негр-мародер, которого привели полисмены, и опять начал валять дурака: бросился на пол ничком… потом стал на четвереньки и принялся подражать буханью взрывов… При каждом новом снаряде, каждом новом взрыве он высоко подскакивал, сотрясая всю пивную… Человек мощного телосложения, он опрокидывал все вокруг себя: столы, скамьи, бутылки… Просто взбесился…. Провозгласил, что не желает молиться Богу… во всю глотку поносил его, слал ему угрозы… драл горло пуще Дельфины… Подняв руки, грозил, вопил: «God! You are no good! Ты плохой, Боже!..» Вскочив на ноги, кинулся на женщин, схватил сперва Кармен, потом Мухоморку, споткнулся… все трое покатились по полу… завязалась борьба. Он задрал юбку Кармен, вознамерившись овладеть ею силой.

— Мама! Мама! — взывал он к ней…

Кармен вопила, что ее насилуют… Все девицы сбежались — разве можно было пропустить такое?., заголились, выставив перед ним напоказ свои срамные губы… Панталоны спущены, шуршание ткани, волны шелкового белья… Он обомлел, повалился на колени, припал к полу, простершись на мусульманский лад, стремительно распрямился и начал вытягивать руки над собой, каждый раз вскрикивая «Зу! Зу! Зу!» Это стоило видеть!.. На него начали выливать все пиво, что попадалось под руку… поллитровые бутылки, банки, стаканы грога… запрокинув голову, он ловил всю эту жидкость разинутым ртом: «Буль! Буль! Буль!..» И вновь вспыхнуло веселье. Завертелась фарандола… Негра повалили, начали катать, топтать… Он кряхтел, задыхался под ногами, что, впрочем, не помешало ему орать здравицы хозяину, женщинам, мужчинам и всеблагому Господу. Он все сразу простил ему и ревел: «I forgive you!» Затем вновь стал на колени, сосредоточился, собрался с мыслями и, запрокинув мокрое лицо, выкатив глаза, выкрикнул:

— I forgive you, Daddy God! Я прощаю тебе, папочка Боже! Прощение по всем статьям.

Надо было дать музыкантам передохнуть. Они измучились, а Деде лодырничал… Леония взяла Просперову гитару, добрую бретонскую гитару — она в Рио научилась играть… Совершенно очумевшие девицы кувыркались друг на дружке, визжали под действием возлияний абсента с шампанским, выставили на всеобщее обозрение батистовое бельишко, выходили на шпагат — опаньки!.. Все дрожало от дикого хохота, строение трещало, содрогалось, гудело, как барабан…

— За здоровье короля Георга! За победу сутенерской братии!..

Вот оно как пошло!.. Тосты произносил Каскад.

Испытав прилив воодушевления под впечатлением криков «ура!», моряки в свою очередь скинули куртки — такая же шпана, что и полисмены, — обнажив татуированные торсы. Самый толстопузый оказался разукрашен больше всех. Зелеными буквами было наколото «Rule, Victoria» — «Правь, Виктория» — и королева-мать верхом на великолепном дельфине. Девицы пришли в такой восторг, что все остановилось: не каждый день увидишь подобную татуировку.

Тотчас разгорелись споры, всяк доказывал свое. Мнения были самые разные, каждый показывал свои наколотые украшения. Татуировок было много, и у женщин не меньше, чем у мужчин, особенно на грудях… Решили устроить конкурс. Чаще всего встречались пронзенные кинжалом сердца, но самое сильное впечатление произвел, безусловно, полисмен с королевой верхом на дельфине — нечто монументальное. Свисавшие с брюха складки служили ему как бы волнами, и он показал, как это получалось. Он стал предметом общей зависти… Каскад поднес ему бокал шампанского и объявил победителем. Малютка Рене разносила бутылки, но пушечные выстрелы нагоняли на нее такой страх, что руки у нее дрожали, и она роняла бутылки…