Луи-Фердинанд Селин - Феерия для другого раза I

Вот и Клеманс Арлон!*. [1]Мы с ней почти однолетки… Какой странный визит! В такой момент… А впрочем, ничего странного… Она приехала, несмотря на воздушные тревоги, поломки и остановки в метро, перегороженные улицы… и так издалека!.. из Ванва… Клеманс почти никогда не приезжает просто так, навестить меня… ее муж, Марсель, тоже… она явилась не одна, а в сопровождении сына, Пьера… Она сидит там, за моим столом, ее сын стоит, подпирая стену. Он предпочитает смотреть в сторону, только изредка косит глазом. Это вынужденный визит… Она тоже смотрит на меня искоса, сидя в пол-оборота… и она, и сын явно нервничают, они размышляют и прикидывают… им, как и всем нынче, приходится усиленно размышлять, встречаться, знакомиться с нужными людьми, такие времена… Уже месяца три или четыре, как они уверовали, что мне и в самом деле порядочный человек руки не подаст, не глянет, разве что в лицо плюнет… отпечаток происходящих событий, вот и все. Люди всегда ведут себя практически одинаково при одних и тех же обстоятельствах… привычки-то одинаковые… Как утята маршируют за матерью, в Домесниле, в Булонском лесу, все сразу равнение направо!.. равнение налево! сколько бы их ни было, десять!.. пятнадцать!.. одинаково! все поворачивают голову направо! все, как один! Клеманс Арлон, которая смотрит на меня искоса… это целая эпоха. Будь у нее десять… двенадцать… пятнадцать сыновей… они бы все совершенно одинаково врали! Я, понятное дело, вероломный, продажный, предатель, которого собираются убить… завтра… послезавтра… через неделю… Предатель – это их невольно зачаровывает… у всех какие-то мысли, встречи, знакомства… Этот Пьер похож на мать, внешне и внутренне, это точно… но она в молодости была красивее, чем он, более тонкие черты лица, более правильные… Я афинянин,* [2]я придирчив к внешности… своей духовной ипостасью, Господи Боже, я доволен… Что касается этих, их мораль – это их забота, у них довод один: они все хотят меня убить… не именно Клеманс! или ее сын! все!.. под любым предлогом, под тем или иным предлогом, сейчас война, боши, г-н де Бринон…* [3]жертвы черного рынка! оборона форта Монруж!* [4]у них всегда найдется предлог…

Я говорил, что Клеманс когда-то была действительно красива… в свое время… ах, наша молодость!.. Парень, я смотрю на него… от него разит ложью… те же наклонности, что и у матери. Он отказался сесть, он подпирает спиной стену, ему неудобно… Он переминается… одна рука в кармане… Они говорят обо мне у себя дома, за обеденным столом, с друзьями, с соседями… Здесь то же самое, те же неприятности, те же сальности вместе с глупостью… Уже несколько месяцев, как повсюду сплетни… а кстати, было бы неплохо, чтоб меня убили, очень забавно! ужасно патриотично!.. только они не могут договориться, выколоть ли мне глаза, четвертовать или закопать в землю живьем… Это тема для обсуждения в кругу семьи, в театре и переходах метро (во время тревоги)… Конечно же, у семейства Арлон, которое меня знает уже больше тридцати лет, есть что порассказать о моих слабостях, привычках, пристрастиях! Они обсуждают это постоянно! там, в Ванве, открыт Университет по изучению моих грехов! мои извращения, мои неправдоподобные заявления… уже одно единственное мое извращение стоит тысячи! десяти тысяч веревок! Да уж, друзья – это живая «полицейская книга»…* [5]все тепленькое – с пылу, с жару, животное тепло…

Этот парень, скрытный, замкнутый, он изучает юриспруденцию… Он однажды станет судьей, все может быть. Сегодня он в первый раз видит так близко приговоренного к смерти… приговоренного к завтрашнему повешенью… наконец-то повешенного?… я не очень-то разбираюсь… Радиостанции вещают противоречиво… повешенный! обвисший! бесформенный!.. четвертованный?… в любом случае, наказание близится… Вопрос времени… Так вещают «Браззавиль»*, [6]Берн или Тобольск, изо всех окон квартала вырывается, завывает, ревет, фальшивит… В динамике бодрый голос из Лондона сипит о «посаженном на кол»!.. Из Нью-Йорка вопят «ату его!», «Монмартрское чудовище изрублено на куски!»