Луи-Фердинанд Селин - Феерия для другого раза I

А в целом, я хорошо себя чувствовал, в полном сознании был, но ужасно измотан… И потом, во мне почему-то жила старомодная учтивость… Все это скопище возле дверей!.. пинком под зад! Это было бы уважением к себе! Господи, мне не в диковинку! Я не должен был никого принимать… я измотан, я измочален еще начиная с 14-го, у меня тысячи причин быть неблагодарным, невыносимым. И все-таки я иду им открывать! Тук! Тук! Бедная моя дверь! Дьявол! Под зад!..

Это было бы единственно умным поступком! А что если они приходят сюда, чтобы снова меня преследовать? Не только домой, и в Диспансер тоже, в Безон!* [17]Десять, двенадцать, пятнадцать человек ждут встречи со мной… Мне бы им сказать по-хорошему: «Я не принимаю!» Оп! все-таки! но они обижаются! Как-никак, люди находятся рядом с висельником. Их эмоции грозят вас поглотить!.. если вы с ними болтаете, они бормочут… нужно быть осторожным… тактичным! или же не показывать виду, что вы заметили, как они вас обнюхивают… пожиратели падали… Клеманс, она тоже… еще старая дружба, о которой она хочет со мной поговорить… не осталось больше старой дружбы… разинув рот… переминаюсь с ноги на ногу, пересаживаюсь на краешек стула… бормочу какие-то слова… замолкаю… Я смеюсь… Я заливаюсь…

– Давай, Клеманс! Давай!

Я ей помогаю! Я покашливаю. А если ей показать моего птенчика? если бы спустить штаны прямо здесь? Хлоп! Исчезли бы ее комплексы? Я думаю об этом… думаю об этом… Ах, я слишком надрываюсь! увы!.. встряхнись… «Ах! Ах!» – промолвила бы она. Вот и все. Красивая история. Ей хочется, чтоб я ее выставил пинком под зад! Я избегаю насилия. Я, который еще совсем недавно был так жесток… Черт побери, мой характер и все, что я растерял тут и там… Сейчас я сомневаюсь во всем… наверное, из-за постоянного недосыпания…

Забавно, что ее муж, Марсель, не приехал… Он нашел предлог… В некоторых семьях супруги соревнуются в подлости…

– Ну так я поеду одна! – так она сказала…

Но чего же они от меня хотят, чего? Марсель, сын, семья, они все заодно… она самая смелая!.. Они все голлисты! конечно!.. голлисты сопротивляются мощно!.. Марсель обзавелся бистро, таким себе еврейским кафе-ресторанчиком и даже складом… Он мне объяснил… что у него тогда стояли боши, теперь он вернул бистро назад, еще до Сталинграда… да, с тех пор он не приезжал ко мне… со Сталинграда… Сейчас все становится малость забавным, после Сталинграда… Он не держит на меня зла… Слова худого никогда не сказал… Но так как обо мне судачит весь его квартал, он тут же поворачивает на 180 градусов… он только и говорит, что обо мне… «Он болтун, он пьянчужка, он хвастун…» Он треплет по всему Ванву, продажная свинья, что вот я какой! Что мы были когда-то товарищами… Но со времен моего «нацизма»… все, кранты! finish! finibus! [18]

До войны он лизал мне задницу… «Селин, мой друг!..» Сейчас обнаглел! Да, это правда, мы дружили… Мы были вместе в Валь. Операции, города, награды, за настоящие ранения, полученные в настоящей войне, об этом можно говорить с гордостью, не для того чтобы на грош что-то выгадать… но… сейчас другие времена. Он даже не может себе позволить со мной увидеться… Я могу сказать, о чем я думаю!.. Что лежит на сердце!.. Еще одно откровение мне не повредит… Франция – это всеобщее признание, что началось со св. Женевьевы на горе ее у Вердена в 17-м, сейчас это только любопытствующая толпа, люди в массе своей вовсе не религиозны. Я их вижу здесь… они смотрят искоса, парень, его мать, они отвратительны!.. пример неблагодарности… с ними, и с тысячами таких же, как они, я всегда был благороден, приветлив, даже сентиментален… а они пришли ко мне как могильщики! Они и все остальные! У меня нет реестра собственных слабостей, я плюю на них, хотя, черт возьми, это невозможно! Все из меня ушло! Вытекло, утекло, и живая сила, и мягкость… как доказательство: обобранный до нитки, собственная шкура – единственное достояние! да и та дырявая! Тюрьма под конец жизни! Нормалек!

– Вы кончили!

– Вполне возможно!

– Молодцом!

– А в чем моя заслуга?

Было бы у меня состояние, я бы оставил им все. Я обдумываю, что сказать, вот ведь выдался случай, я на них смотрю внимательно. Ладно, короче. Люди ко мне всегда относились не очень хорошо. Их во все времена интересовали добыча, погоня, кровь! Это началось в 14-м! Все в строку! Сперва они кричали о законе, потом судили-рядили в полиции! Я хотел им, своим соратникам, спасти голосовые связки! их смрадные глотки, их сердца, полные дерьма, помочь им избежать Бойни… мои книги предназначены для этого.