Однако в один прекрасный день камердинер Миклоша Акли передал ему черновик стихотворения на латинском языке, которое называлось "К Наполеону". этот черновик был полон зачеркнутых фраз, вставок, словом, представлял стихотворение в том виде, как оно только родилось, еще в пеленках.
Лакеи придворного шута, равно как и детектив, по-латыни не понимали. Поэтому судить о достоинствах и даже содержании стихов они не могли и отнесли их начальнику полиции. Только так, на всякий случай.
Виконт Штолен с сияющим от удовольствия лицом прочитал черновик, швырнул детективу столбик завернутых в бумагу золотых и долго еще бурчал что-то себе под нос: - Кажется все же поймали мы птичку!
После выхода детектива он снова перечитал стихи, которые звучали так:
Vaticinor tibi quod navalis laurea cinget.
Tempora nec magnas spes mare destituet.
Deiciet tua gens cunctas nec Gallia victrix.
Denique frangetur litus ad Albionum.
Sors bona non mala sors lustrabit proelia quare.
Tempora te dicent quod tibi vaticinor.
/
Предсказываю тебе, что лавры, завоеванные на морях,.
украсят твое чело, и море не сокрушит твои великие надежды.
Твой народ покорит все остальные, и Галлия - победительница.
не будет посрамлена на берегах Альбиона.
Удачи, а не поражения, будут сопутствовать твоим войнам.
таким образом, - этому научит время.
Вот, что предсказываю я тебе! (лат.).
/
Начальник полиции спрятал понадежнее в бумажник стихотворение, как наиценнейший документ, и помчался с ним к канцлеру.
- Вот теперь, ваше высокопревосходительство, - задыхаясь от быстрого бега, вскричал, ворвавшись в приемную премьер-министра, Штолен, - я знаю, какая придворная хвороба прикончит нашего дружочка Акли!
- Ну и какая же? - оживленно воскликнул граф Штадион.
- Красная зараза, ваше высокопревосходительство. Красная!
В те времена под "красной заразой" понимали революционную лихорадку. Звали ее еще и так: "фебрис хунгарика" ("венгерская лихорадка"), так как симптомы ее тогда часто наблюдали в Венгрии, и даже сам вице-король Венгрии, Иожеф-надор, находился под наблюдением тайной полиции. О, это было весьма опасное заболевание, потому что кончалось оно всегда смертью. И не только для тех, кто был в самом деле болен, но даже и для тех, кто в нем только подозревался. Начальник полиции передал стихотворение графу Штадиону, тот жадно пожрал глазами бумаженцию, исписанную округлыми, как жемчужины, буковками Акли.
- Так это же измена! - вскричал канцлер. - Этот тип - самый зловредный негодяй. Вполне возможно, что он информирует Наполеона и о наших военных позициях. Арестуйте его сегодня же!
- Может быть, сначала вы доложите его императорскому величеству?
- Сделаем это после ареста. Это уже моя забота!
- Но в Бурге я не могу никого арестовать без согласия императора.
- В этом вы кажется действительно правы. Значит надо дождаться, когда господин Акли выйдет из Бурга на нейтральную территорию.
Глава III.
Миклош Акли дает аудиенции.
Будто почуяв угрожающую Ему опасность, Акли в эти дни носа не высовывал из Бурга. У него и без того было достаточно дел, чтобы не скучать. ходили слухи, что император был без ума от него. Околдовал его придворный шут, как какой-нибудь Калиостро 13 13 "Граф" Калиостро (1743 - 1795) (настоящее имя Джузеппе Бальзамо) - известный авантюрист и аферист.
. Вся Вена говорила об этом, впрочем без всякого раздражения. Все же в конце концов лучше, когда императором управляет человек, прикидывающийся дураком, чем глупец, который притворяется мудрым. "Плодами мудрости мы уже сыты, по горло, - приговаривали весельчаки- венцы, - отведаем теперь плодов глупости". И они сочиняли всевозможные каламбуры, например такие: " если кто-нибудь хочет сделать карьеру при дворе, он должен сначала АКЛИматизироваться." Возможно молва и преувеличивала влияние Акли, но все равно, вера в таких случаях сильнее самого факта. И все, кто хотел добиться чего-то у императора, начинали обхаживать Акли. Нередко это были весьма высокопоставленные лица, так что квартира Акли стала своего рода министерской приемной. С утра до вечера люди беспрерывной чередой входили и выходили из нее. Об этих "аудиенциях" сам Акли, смеясь, так докладывал императору:
- Я башмак султана, который все целуют; на мне мед милости вашего величества, и мухи и осы так и липнут ко мне.
Императору нравилось, как Акли играл роль шута-протектора. Ведь это всего-навсего шутка. Человек тщеславный, который так любил любоваться собой, он не против был увидеть себя лишний раз даже и в кривом зеркале. Однажды ему пришла в голову идея установить в комнате Акли ширму, спрятавшись за которой мог бы послушать выступление своего дурака! .И он отлично веселился во время этих "аудиенций".
Читать дальше