Мохан Ракеш - Темные закрытые комнаты

Вот оно что! За внешней самоуверенностью, за показной независимостью Сушамы крылись, оказывается, усталость и бессилие, да еще столь глубокие, каких я никак не мог даже предполагать в ней.

— Что же — «иначе»? — спросил я, крутя свою чашку в блюдечке.

— Иначе я рискую лишиться и последней хрупкой своей надежды. Избежав одиночества здесь, я могу оказаться в таком же одиночестве там. А я не хочу рисковать!.. Жизнь так часто напоминает мне о своей жестокости, что я мечтаю спрятаться от нее в каком-нибудь безопасном уголке. Ты сам журналист и тоже, вероятно, чувствуешь, как ужасен, как бесчеловечен нынешний ее облик — войны, хитросплетения политики и эти чудовищные средства уничтожения людей! Я могу принять их лишь как средство к существованию, как темы для статей, а для себя мне хочется выстроить маленький домик где-нибудь в тихом месте, откуда не будут видны так грозно колеблющиеся стены жизни. Я хочу создать себе маленькое уютное счастье и забыть обо всем на свете. Честно сказать, я до крайности честолюбива и тщеславна, но теперь я готова отступиться от всех своих мечтаний, меня они пугают. Конечно, мне хочется преуспеть в своем деле — настолько, насколько это возможно на поприще журналиста, но прежде всего я хочу для себя счастья, счастья крохотного, какое можно найти даже в кукольном домике; там я завела бы совсем игрушечный садик и стала бы выращивать цветы… Какое это блаженство — поливать каждый росток, радоваться всякому новому бутону и говорить кому-то: «Посмотри скорей на этот свежий зеленый листок!..» Ах, когда-то я высмеивала подобные сантименты! А теперь… теперь именно они кажутся мне самым дорогим, самым желанным на свете.

Голос Сушамы умолк, как высохший в зной ручеек. Руки ее все так же безвольно лежали на подлокотниках кресла. Казалось, жизнь ушла из ее тела. В ее глазах я видел пугливое робкое выражение — так смотрит на человека раненый голубь, падающий с неба в протянутые навстречу ему руки и ждущий со страхом или неминуемой гибели, или радостного возрождения к жизни…

— Ты и вправду выглядишь сейчас бесконечно усталым человеком, — согласился я.

— Это творится со мной вот уже больше года, — сказала она, сделав попытку несколько приободриться. — Чем дальше, тем явственней кажется мне, что в своем бессилии я все глубже и глубже спускаюсь в какое-то мрачное ущелье. Я пытаюсь спастись, я хочу свернуть с этого страшного пути, но все мои старания напрасны…

— В твоем положении люди часто начинают говорить о религии, о боге, о спасении души. Не приходит ли и тебе в голову что-нибудь подобное? — спросил я.

— Ненавижу всю эту жалкую болтовню! — Она слегка оживилась, глаза ее засверкали. — А ты? Неужели ты веришь в нее?

— Ну, положим, о боге я просто никогда не задумывался; что же касается веры вообще, тут вопрос другой, — ответил я.

— Что значит «вера вообще»? Ты считаешь, что в жизни существуют некие духовные ценности, на которые может опереться человек? — В голосе ее зазвучала прежняя горечь. — По-твоему, человеку есть за что уцепиться в жизни, чтобы устоять? Я лично уверена, что люди, болтающие о подобных вещах, хотят обмануть либо себя, либо других. К тому же, прикрываясь этими шутовскими масками, они обеспечивают себе спокойное существование.

— Так неужели, по-твоему, жизнь не имеет, сама по себе, никакой высшей ценности?

— Абсолютно. Если уж говорить об этом, то единственная ценность жизни заключается в возможности обеспечить себе хоть минимум счастья, жить так, как хочется, — как хочу, например, я, как хочешь ты, как хотят все знакомые нам люди.

— Но как же тогда быть с потребностью в любви, в сочувствии, в красоте, которая живет в каждом человеке?..

— Пустые слова! Они имели значение когда-то в былые времена, но давно потеряли всякий смысл.

— Но ведь каждый человек ищет опоры в своем ближнем, ищет общения с ним…

— Да, но только ради личной корысти, ради собственного благополучия. Человек по натуре своей ничтожен и своекорыстен. И так было всегда. Ни от кого не желаю слышать подобных пустопорожних фраз. Тем более от тебя.

— Так ведь это означает, что ты не оставляешь места никаким надеждам на лучшее, никаким идеалам?

— Этого я не знаю, — сказала она, закрывая глава. — Мне так хотелось найти в жизни хоть какие-нибудь идеалы, но вместо них я услышала только ничего не значащие слова. Чтобы обманывать друг друга, люди твердили их из века в век, и этому лицемерию не видно конца. Нет, я хочу освободиться из-под власти жалкого суесловия, я ненавижу его, он помеха моему счастью. Теперь мне нужен только маленький домик, и больше ничего!