Мохан Ракеш - Темные закрытые комнаты

Шукла бросила взгляд на меня, потом, беспокойно подвинувшись в кресле, поднялась на ноги и продолжала:

— Даже и не знаю, сколько раз я просила вас не говорить лишнего. Ведь я и о себе часто думаю: успеваю ли я делать для Сурджита хоть десятую долю того, что он делает для меня? Но по крайней мере то, что в моих силах, я стараюсь сделать со всей душой. Поверьте, если бы вы для бхапа-джи…

— Между мной и тобой есть великая разница, не забывай об этом! — Нилима тоже встала. — Для тебя семейная жизнь — все, для меня далеко не все. У меня есть и еще кое-какие потребности!

— Вот и губите ради этих своих потребностей и жизнь Аруна, и жизнь бхапа-джи, да и свою тоже! — Шукла даже побагровела от негодования. — Что еще можно сказать? Ваша жизнь принадлежит вам, и только вы вправе устроить ее хорошо или погубить… — И она в порыве гнева вышла из комнаты.

С минуту мы оба молчали. Нилима села на прежнее место и закрыла глаза; казалось, она еще раз обдумывала только что сказанные его слова. Потом со вздохом снова встала и обратилась ко мне:

— Пойдешь со мной?

— Куда?

— Как знать, куда? Туда, где он может оказаться. Я знаю несколько таких мест.

— Ты полагаешь, что и я должен пойти с тобой?

— Конечно! Если я явлюсь одна, может получиться еще хуже.

Мне ужасно не хотелось идти с ней, но можно ли было поступить иначе в такой ситуации? Наконец, приняв на свою встревоженную душу двойное бремя страданий, я поднялся и ответил сдержанно:

— Ну что ж, идем.

Мы не нашли Харбанса ни в одном из тех мест, где он имел обыкновение бывать. Ни у Рамеша, ни в доме босса по нынешней службе, ни даже у того шведского писателя, к которому Харбанс иногда захаживал выпить вина и потолковать о литературе. Его не видели и в кафе, не оказалось его и на Хануман-роуд. Я был уверен, что мы напрасно кружим по городу и что к ночи он сам непременно вернется домой, но Нилима не желала внимать моим доводам и скоро взвинтила себя так, что мне стоило немалого труда успокоить ее. Отчаявшись в своих поисках, мы снова сели в такси, намереваясь поехать домой, в Дефенс-колони. Но когда машина приблизилась к «Воротам Индии», я вдруг вспомнил нашу с Харбансом давнюю беседу на лужайке возле этого монумента, и меня осенила догадка: а не здесь ли он и сейчас? Мы остановили такси и пошли через широкий газон. Мое предположение оправдалось. Через некоторое время мы обнаружили виновника тревоги одиноко лежащим на траве. К нему привел нас тускло вспыхивающий во мраке огонек сигареты.

— Харбанс! — позвал я.

Он пошевелился и встал с земли.

— Ты здесь!? — воскликнула Нилима. Было очевидно, что ее острое беспокойство снова обратилось в гнев. — А мы-то ищем тебя, весь город объехали!

— Мне захотелось подышать свежим воздухом, — каким-то подавленным тоном объяснил Харбанс.

— Ну, конечно, для тебя это прогулка на свежем воздухе, — возмущалась Нилима, — а мы должны бегать и волноваться.

— Из-за чего? Разве я сделал что-нибудь плохое?

— Зачем ты сказал Банке, что этой ночью не вернешься домой?

— Мне не хотелось быть дома.

— Тебе не хотелось! А могу я спросить, отчего тебе не хотелось быть дома?

— Я не обязан объяснять тебе это.

— Ты не обязан объяснять! Вот так же когда-нибудь ты убьешь человека, а потом скажешь, что не обязан объяснять, зачем это сделал!

— Знаешь что, — проворчал Харбанс, — сейчас я не расположен к длинным разговорам.

Видимо, только мое присутствие заставляло его сдерживать гнев.

— Как же тебе быть расположенным к разговорам! — не унималась Нилима. — Тебе не до нас, тебя гложет червь самых черных сомнений!

— Я повторяю, что не намерен сейчас слушать всю эту болтовню, — рассердился Харбанс.

— Ага, эту болтовню ты слушать не намерен! Сам ты можешь часами болтать с друзьями обо всем, что только тебе вздумается. А стоит мне хоть с кем-нибудь поговорить минутку, тебя будто иголками начинает колоть. Ну, пусть ты сомневаешься во мне, но зачем переносить эти сомнения на твоих собственных друзей? Не ты ли уверял меня в Лондоне, что Судан — единственный человек, на которого можно положиться?

— Ты считаешь, что сейчас самое подходящее время болтать о подобной ерунде? — Харбанс презрительно поморщился и обратился ко мне — Послушай, Судан, не придавай значения ее словам. Ничего подобного у меня и в мыслях не было, тем более о тебе. Она мелет сущий вздор.

— Если у тебя ничего подобного не было в мыслях, зачем же ты ушел из дому? — закричала Нилима, забывшая в порыве возмущения, что мы находимся в самом людном месте.