— Сделай милость, скажи, — начал Дурмишхан, — это ты внушила везиру, чтобы моего сына замуровали в стене Сурамской крепости?
При этих словах Вардо незаметно сунула руку под подушку и нащупала маленький кинжал.
— Да, — с полным спокойствием ответила она.
— Зачем? Будь ты проклята! Зачем? Что он тебе сделал?
— Посмотри хорошенько, Дурмишхан! Не узнаешь меня? Ты убил мое сердце — я убила твоего сына. Теперь мы в расчете…
— Так это ты, Гулисварди, проклятая! — сказал Дурмишхан тихо и, бросившись к ней, схватил ее обеими руками за горло. Он был в таком отчаянии, что даже не подумал об оружии.
— О, иди ко мне, мой Дурмишхан! Двадцать лет дожидалась я этой минуты! — с этими словами Гулисварди обняла его и вонзила ему в спину кинжал.
Спустя час или два слуги, вошедшие в комнату, нашли обоих мертвыми. Они лежали, сжимая друг друга в объятиях, как двое любовников. Видно было, что ни он, ни она не пытались спастись от смерти.
Жену Дурмишхана, после того как она лишилась рассудка, все тянуло к Сурамской крепости. Часто приходила она туда, подолгу стояла под стенами, размышляя о чем-то, И, наконец, проговорив с глубокой тоской: «Ах, только бы вспомнить!» — печально брела обратно домой.
Так прошло около трех лет, и ужас, владевший ее душой, стал понемногу рассеиваться, подобно тому как стихает гроза.
Однажды мать Зураба, по обыкновению, стояла перед Сурамской крепостью и напряженно о чем-то думала. Вдруг она закричала душераздирающим голосом:
— Горе мне, сын мой Зураб! — и лишилась чувств.
Ослабевшее тело не вынесло раздиравшей ей сердце скорби. Страдалица умерла.
Похоронили ее так, как подобает хоронить мать, сын которой погиб столь ужасным образом ради спасения родины.
Говорят, что в том месте, где был замурован несчастный Зураб, крепостная стена всегда остается влажной, капли воды, точно слезинки, время от времени сбегают на землю.
Говорят также, что и теперь еще лунной ночью около Сурамской крепости можно увидеть женщину в черном, с распущенными волосами, она бродит под стенами и с плачем зовет:
О Сурамская крепость, [12] «О Сурамская крепость». — Слова популярной народной Песни, связанной с легендой о Сурамской крепости.
К тебе я взываю с тоской:
Здесь мой сын замурован,
Храни его смертный покой!
Д. Б. — поэт Димитрий Беришвили, сотрудник журнала «Цискари» («Рассвет»), участник литературного кружка Даниела Чонкадзе, который создал в 50-х годах в Тбилиси литературный кружок. Лица, упоминаемые в прологе «Сурамской крепости», являлись членами этого кружка.
«Ицило, бицило, шрошано…» — детская грузинская считалка.
Нико Д. — повидимому, писатель Николай Бердзнишвили, сотрудник журнала «Цискари», участник литературного кружка Д. Чонкадзе.
Гулисварди — женское имя, в переводе означает: роза сердца; уменьшительное — Вардо.
Александр Чавчавадзе — известный грузинский поэт-романтик (1786–1846).
Молотильная доска. — В старину в Грузии молотили при помощи особой толстой доски
«Горе я оставил там, радость принес сюда» — обычное грузинское присловье, заканчивающее сказку.
…хлопнув себя рукой по колену — привычный жест, выражающий стыд или удивление.
Кайхосро Абашидзе — известный феодал конца XVIII— начала XIX столетия. Владения его простирались от Сурами до входа в Боржомское ущелье.
…грела ноги над… ямкой с тлеющими углями. — В старину пользовались своеобразной жаровней — углублением в земляном полу, куда насыпали тлеющие угли; сверху устраивалось приспособление для сидения в виде столика с короткими ножками, который для сохранения тепла накрывался войлоком или ковровой тканью, а в ямку свешивали ноги.
Спарсангелози, или Ломиси, или Лашарисджвари — в прошлом места паломничества в горных районах Грузии.
«О Сурамская крепость». — Слова популярной народной Песни, связанной с легендой о Сурамской крепости.