Ганс Андерсен - Всего лишь скрипач

Граф придвинулся к нему поближе.

— Значит, это ты играешь по вечерам в темной каюте? Что же ты больше любишь, море или музыку?

— Музыку! — ответил Кристиан, сверкнув глазами.

— Ну, если у тебя есть талант, а я думаю, что есть, то рано или поздно он пробьет себе дорогу. Не горюй, что ты беден. Бедное детство было у большинства великих артистов. Но и не возгордись, ежели паче чаяния когда-нибудь возвысишься до них. Если тысячи людей будут аплодировать тебе, у тебя может закружиться голова. И еще, — добавил граф уже более серьезно, — бедняку, чтобы возвыситься, нужен очень большой талант, и очень многому приходится учиться!

— Я буду делать все! — воскликнул Кристиан. — Все, что потребуется!

Разговор, казалось, забавлял господина графа; он рассказывал о выдающихся артистах, об их тяжелой судьбе, да и о том, сколь многие из них так и не узнали счастья и признания в своей земной жизни. Кристиан слушал, и ему мнилось, что его собственное будущее предстает перед его глазами в причудливых, но на диво реальных образах.

— О, сударь! — произнес он сдавленным голосом и не смог сдержать слез. — Я не знаю никого во всем городе, кто бы согласился мне помочь. Я хочу учиться музыке! О, я бы повторял про себя день и ночь то, чему бы меня учили.

И мальчик рассказал о своем доме, о том, как он одинок и всеми покинут.

Граф смотрел на пего участливо, а Кристиан прижал его руку к своим губам, оросил ее слезами и сказал, что готов служить ему, чистить ему башмаки и сапоги, быть у него на посылках, если только господин граф поможет ему учиться, чтобы стать артистом, подобно тем, о ком он рассказывал.

— Видишь ли, мой славный мальчик, — сказал граф, — это не так легко, как ты думаешь. Кроме того, нужен, как я сказал, большой талант, а есть ли он, покажет только время. Вспомни, что ты беден! Талант твой никуда не денется, если ты еще одну навигацию покувыркаешься по вантам. Per aspera ad astra [17] Через тернии к звездам (лат.). . Преодолевая трудности, ты очищаешь, облагораживаешь свой талант. Если что-то должно из тебя получиться, тебе поможет небесное провидение, можешь быть в этом уверен, я же ничего не могу сделать для тебя, у меня так много других забот!

Он открыл кошелек, дал Кристиану серебряный далер и еще раз повторил свои утешения: мол, истинный талант всегда пробьет себе дорогу. Затем поплотнее завернулся в плащ и прислонил голову к стене, чтобы поспать.

Граф прикрепил к плечам Кристиана Икаровы крылья, предназначенные для смелого полета, но слепленные воском. Слова его были старой песней, которую из поколения в поколение приходилось выслушивать артистам, и с различными вариациями она будет звучать еще тысячи лет, пока мир таков, каким он был, когда подносил Сократу чашу с ядом и надевал на голову Христа терновый венец.

Кристиан заснул только перед рассветом, но вскоре его разбудил Петер Вик, который сообщил, что ветер переменился, лед снова замерз и надо воспользоваться благоприятным моментом, чтобы добраться до Амагера. В возок запрягли лошадь и подготовили все к отъезду. Пастух погнал свое стадо впереди, потому что где могло пройти стадо, там лед наверняка выдержит легкий возок с гувернанткой и Наоми.

Процессия двинулась в путь. Лед вокруг трещал. Много раз им приходилось ехать в объезд, чтобы не попасть в зияющую щель; в других местах надо льдом стояла вода, которую надо было переходить вброд. Наоми от страха зажмурила глаза.

— Мы утонем, — шепнула она Кристиану, который поместился на заднем сиденье.

— О нет, Бог не допустит нашей смерти, — ответил он.

Сани накренялись, лед как будто качался. Лошади поднимали тучу брызг, и тогда Наоми сжимала обеими ладонями руку Кристиана. Гувернантка наклонялась в другую сторону, чтобы выровнять сани. Наконец они выехали на более ровный и крепкий лед.

— Ну, вот мы и снова на проселочной дороге, — сказал Петер Вик. — Никто не напишет о нас скорбную песнь, если только я не сочиню ее сам, но это не мой хлеб. Я лишь один раз занимался писаниной, и мое сочинение украсило надгробье моего закадычного друга на кладбище в Хольмене: «В 1801 году он встал на ноги и устоял, в 1807 году он слег и с тех пор лежит».

— Ты совсем не помнишь меня? — шепотом спросил Кристиан у Наоми, завидев церковь в Амагере, где им предстояло расстаться.

— Помню, — ответила Наоми, но так же тихо, и ее бледные щеки порозовели. — Это ведь ты вошел к нам в зал в мой день рождения.

— А в Свеннборге?… — начал он.