Оноре Бальзак - Беатриса

За завтраком Сабина спросила:

— А что ты делал вчера?

— Портандюэр уговорил меня у них пообедать, — ответил Каллист, — потом мы пошли в клуб, сыграли несколько партий в вист.

— Но ведь это неразумная жизнь, дорогой Каллист, — сказала Сабина. — Молодые дворяне должны сейчас думать о том, как вернуть себе в своей стране положение, которое потеряли их отцы. А вы курите сигары, играете в вист, глупеете от праздности, довольствуетесь тем, что высмеиваете какого-нибудь выскочку, а он гонит вас отовсюду, со всех позиций. Вы отгородились от простого народа, которому должны бы служить душой и разумом, играть для него роль провидения... И вы еще надеетесь уцелеть! Вместо того чтобы быть партией, вы станете говорунами, по выражению де Марсе. Ах, если бы ты только знал, как расширился горизонт моих мыслей, с тех пор как я вынянчила, выкормила твоего сына! Мне хочется теперь, чтобы древнее имя дю Геников прославило себя!

И вдруг, погрузив свой взор в глаза Каллиста, который слушал ее с задумчивым видом, Сабина спросила:

— Признайся же, что эта первая твоя записка ко мне немного суха.

— Но ведь я только в клубе догадался предупредить тебя...

— Однако ты написал на бумаге, принадлежащей женщине, от письма пахло духами.

— Разве ты не знаешь, какие чудаки эти директора клубов...

Виконт де Портандюэр и его жена, очаровательная пара, стали близкими друзьями дю Геников и даже вместе с ними абонировали ложу в Итальянской опере. Молодые женщины — Урсула и Сабина — были связаны прелестной дружбой, возникающей между юными матерями: они советовались относительно воспитания детей, поверяли друг другу свои материнские заботы и невинные тайны. В то время как Каллист, еще новичок во лжи, думал: «Побегу к Савиньену, надо его предупредить», — Сабина вспомнила: «На бумаге была корона, ведь не могло же мне показаться...» Эта мысль, как вспышка молнии, озарила ее сознание; Сабина упрекала себя, но все же решила отыскать письмо, которое накануне, в состоянии ужасной тревоги, небрежно швырнула в шкатулку с письмами.

После завтрака Каллист ушел из дома, сказав жене, что скоро вернется. Он сел в маленькую низкую карету, запряженную одной лошадью, — в ту пору такие экипажи начали, благодарение богу, вытеснять неудобные кабриолеты, в которых разъезжали наши деды. Через несколько минут он уже был на улице Сен-Пэр, у виконта, и упросил его оказать маленькую услугу — солгать Сабине, буде она спросит об их вчерашнем времяпровождении, и обещал в случае надобности отплатить тем же. Выйдя от Савиньена, он отправился на улицу Шартр, приказав кучеру гнать лошадей; ему не терпелось узнать, как провела Беатриса ночь. Счастливая несчастливица только что вышла из ванны, была свежа, прелестна и завтракала с большим аппетитом. Каллист восхищался грацией, с которой этот ангел кушал яйца всмятку, и был поражен золотой посудой — подарком одного лорда, любителя музыки: Конти сочинил для него несколько романсов; лорд-меломан издал эти романсы под своим именем, на том основании, что он якобы подсказал композитору две-три мысли. Барон с удовольствием слушал забавные и игривые рассказы обожаемой Беатрисы, которая считала своей священной обязанностью развлекать Каллиста и всякий раз гневалась и плакала, как только он собирался уходить. Каллист думал посидеть у маркизы минут двадцать, а вернулся домой в три часа. Его прекрасная английская лошадь, подарок виконтессы де Гранлье, вся взмокла, будто ее только что выкупали. Случай всегда подстерегает ревнивых жен. Сабина стояла у окна, выходящего во двор, нетерпеливо поджидая Каллиста, и беспокоилась, сама не зная почему. Увидев взмыленную лошадь, с губ которой падали клочья пены, она удивилась.

«Откуда это он?» — подумала Сабина.

Какая-то сила шепнула ей на ухо этот вопрос, и эта сила — не разум, не демон и не ангел, — эта сила все видит, все предчувствует, она открывает нам неведомое, благодаря ей мы начинаем верить в какие-то особые нравственные явления, возникающие в нашем мозгу и живущие в невидимой сфере идей.

— Откуда ты, дружок? — спросила Сабина, спустившись ему навстречу до половины лестницы. — Твой Абдэль-Кадер еле жив, ты обещал скоро вернуться, а я жду тебя целых три часа...

«Ну что же, — подумал Каллист, который уже сделал немалые успехи в искусстве притворства, — надо выходить из положения; преподнесем ей какой-нибудь подарок».

— Дорогая моя Сабина, милая наша кормилица, — сказал он жене, беря ее за талию с несвойственной ему нежностью, ибо он чувствовал себя виноватым, — я вижу теперь, что нельзя иметь тайну, как бы ни была она невинна, от любящей жены...