Марсель Эме - Зелёная кобыла [Роман]

— Так приятно было гореть.

— И лед на пруду Голубой Кошки.

— Мерзавец.

— Он взял меня на косогоре.

— Это в твои-то семьдесят пять лет.

— Нас было трое девушек.

— Трое потаскух…

Мари Дюр побежала в ризницу за кюре. Тот пожал плечами, пришел на кладбище и, как и следовало ожидать, ничего не услышал. Он интересовался только голосами живых и душами мертвых. Ропот несчастных гниющих тел оставлял его равнодушным, и он упорно не желал ничего слышать. Он призывал верующих идти восвояси, а мертвецы продолжали свой гам, нисколько не стесняясь присутствия кюре.

Старый Жюль Одуэн надрывался чуть ли не сильнее всех, но его крики относились не к живым. Он без устали ругал старого Малоре, Тину Малоре и четырехлетнего малыша, чье соседство ему всегда было неприятно. Аделаида почтительно слушала его, время от времени одобрительно кивая головой или сухо поддакивая. Прямая и худая в своем черном платье, в вязаном чепце на голове, она смотрела на три могилы Малоре, поджимая губы и морща ноздри, словно подозревая, что три покойника не просто воняют ей в нос, но делают это совершенно сознательно.

Зеф Малоре, Анаис и оба их сына стояли, опустив головы и притворяясь, что с незамутненными сердцами поминают своих родных. Можно было подумать, что они не слышат доносившийся снизу голос старого Одуэна; Аделаида подумала, что, может быть, и в самом деле не слышат, и поэтому стала довольно громко повторять слова своего свекра. Старик говорил, и Аделаида говорила вслед за ним:

— А кем была эта Тина Малоре? Девкой, которую мужчины просто передавали друг другу, которую брали за тридцать су прямо в канаве; вот кем она была, Тина. А парни, которых она нарожала, и по сей день бегут за своим отцом, бегут, хотят догнать, да никак не получается, куда там! Это же ведь надо, что за товар подкладывают теперь на кладбище под бок порядочным людям…

Малоре не протестовали, и Зеф, подумав о том, как лучше организовать отступление, подал знак жене и сыновьям. Однако Дюры, Бертье, Коранпо, Меслоны, Русселье, Рюжары, Кутаны, Домине, Бефы, Труске, Пиньоны, Короши, Бонболи, Клержроны и Дюбюклары уже прибежали со всех сторон и внимали речам Жюля Одуэна. Они образовали вокруг Зефа и Аделаиды круг шириной в три ряда, не принимать который во внимание было нельзя.

— Я не собираюсь отвечать, — сказал Зеф.

— А тебе и трудно было бы это сделать, — возразил Жюль снизу.

— А тебе и трудно было бы это сделать, — повторила его сноха, — потому что я ничего не придумали и потому что ни для кого не секрет то, что я говорю, и просто не хочется пачкаться, а то я могла бы рассказывать о ней хоть до завтрашней ночи. А думаете, про папашу Малоре я не могла бы рассказать; могла бы, да еще как.

— Мы не собираемся отвечать, — сказали Зеф и Ноэль.

— Пошли отсюда, — сказала Анаис.

Однако Дюры, Кутаны, Бонболи и Клержроны подсказывали Зефу:

— А почему ты ей не ответишь? Возьми да и ответь.

Зеф косил глазами в сторону могилы отца, но старый Малоре не подавал голоса, а Тина была не в своей тарелке. Так что слышался только голос Жюля Одуэна:

— Я скажу не только о Тине и о папаше Малоре, но и об остальных.

— Я скажу не только о Тине и о папаше Малоре, — подхватила его сноха, — но и об остальных.

Есть еще одна вылитая Тина, и для вас не секрет, как зарабатывают деньги, размахивая на дорогах цветастыми передничками да кружевными финтифлюшками. А родителям даже не стыдно покупать на эти деньги веялки. Нисколько не стыдно.

Меслоны, Коранпо и Бертье подталкивали друг друга локтями, уже расплываясь в широких, шире усов, улыбках. Жар прилил к щекам Зефа.

— Ладно, я просто не хочу ничего отвечать, а то и многое мог бы порассказать. Я знаю некоторые вещи, которых люди не знают…

Жюльетта, стоявшая рядом с матерью, испугалась угроз Зефа и тихонько шепнула:

— Мам, не заводите его. Не забывайте, что письмо находится все-таки у них.

Аделаида достаточно хорошо помнила этот довод, по, подталкиваемая гневным голосом старого Жюля Одуэна, уже просто не могла молчать.

— Не существует такого письма, которое пометало бы мне сказать вслух про то, что известно всей округе, про то, что было между Тиной и ее отцом, про пакостные манеры всей этой семьи. Маргарита тоже свое получила…

Анаис расплакалась, а Зеф запротестовал бесцветным голосом:

— Неправда. Это все выдумки. Ложь, которую. про нас сочиняют.

Он весь сразу осел и оперся на своих сыновей. Зеф прекрасно знал, что нездоровые обычаи его семьи известны всей деревне, но поскольку об этом говорили очень тихо и не при нем, то никакого неудобства он от этого не испытывал. История, которую рассказывают тайком, — это не больше чем легенда, а расхожее мнение — это все равно что ветер. А тут люди, слушавшие Аделаиду, вдруг с ужасом увидели какой, оказывается, позорный у Малоре грех. Однако многие из них чувствовали себя неуютно и в глубине души осуждали ее бестактность. До чего можно дойти, если уж и согрешить невозможно, чтобы тебя не обвинили перед всем народом? Кюре, беседовавший в одном из уголков кладбища, приблизился к ристалищу и услышал последние фразы перепалки. Он тоже не любил чрезмерного рвения в поисках истины, стараясь прежде выяснить, насколько она уместна, ибо даже самому Господу Богу порой бывает выгодно чего-то не замечать; ну а Малоре, считал он, вполне могли, почти не впадая в грех; отдавать дочерям то, что принадлежало их женам. Кюре вошел в круг и, по своему обычаю, энергично вмешался в разговор: