Появилось человек пятнадцать полицейских, но школьники успели скрыться, так что захвачены были только я и «Дикообраз».
После того, как мы назвали свои фамилии и в общих чертах рассказали, как обстояло дело, нам было сказано:
– Идемте в полицию, там разберемся.
И мы отправились в участок. Там мы все подробно изложили полицейскому начальнику, после чего нас отпустили.
Проснувшись утром, я почувствовал, что у меня невыносимо болит все тело. Видимо, давали знать себя последствия вчерашней драки.
«Да, особенно-то хвалиться нечем…» – думал я, лежа в постели.
Хозяйка принесла местную газету «Сикоку симбун» и положила ее у моего изголовья. По правде говоря, мне даже читать и то трудно было, но я сказал себе: «Развеможно мужчине раскисать из-за таких пустяков?» – и, с трудом повернувшись на живот, развернул газету на второй странице. Взглянул – и ахнул: там как раз было напечатано о вчерашней потасовке. Собственно ничего удивительного нет, что в газете помещена заметка о драке, но там было сказано следующее:
«Учитель средней школы, некто Хотта, и некий хлыщ, недавно прибывший сюда из Токио, подговорив добронравных и послушных школьников, подбили их устроить драку; больше того, оба они, присутствуя на месте происшествия, сами всем этим руководили и без всякого повода учинили хулиганские выходки против учеников педагогического училища…»
Вот что там писали! И дальше было еще:
«…Средняя школа нашей префектуры благодаря царящим здесь добрым нравам и послушанию издавна во всей стране служила предметом восхищения и зависти, ко теперь из-за этих двух легкомысленных типов преимущественное положение нашей школы утрачивается; и поскольку позор тем самым ложится на весь наш город, то мы должны решительно и настоятельно потребовать привлечения их обоих к ответственности. Мы уверены, что надлежащие инстанции не только применят по отношению к этим хулиганам должные меры, но и добьются, чтобы в дальнейшем для них был закрыт доступ в педагогическую среду».
Каждое слово было выделено курсивом.
– А чтоб вас разорвало! – вскричал я, вскакивая с постели.
Удивительное дело: до этого момента я чувствовал сильную боль во всех суставах, но как только вскочил, все прошло, как не бывало!
Я скомкал газету и вышвырнул ее в сад, но потом мне показалось этого мало, я подобрал ее, специально отнес в уборную и бросил туда.
Как же это газета печатает такую возмутительную ложь? Спроси – кто больше всех на свете врет? Разве не газеты? А про меня-то ведь совсем все переврали! И потом что это значит: «некий хлыщ, недавно прибывший сюда из Токио»? Разве найдется у нас в стране человек по фамилии «некий»? Нет, вы подумайте! У меня ведь есть своя честная фамилия и свое имя. А если посмотреть мою родословную, то там можно проследитьвсех моих предков до единого, начиная с Тада-но-Мандзю.
Пока я умывался, разболелась скула.
– Дайте мне на минутку зеркало, – обратился я к хозяйке.
– Вы просмотрели утреннюю газету? – спросила она.
– Прочитал и выбросил в уборную. Если угодно, можете ее там подобрать!
Изумившись, она ушла. Я посмотрел в зеркало и увидел, что ссадина как была вчера, так и осталась. Важный, однако, у меня вид! И физиономия изуродована, и еще «неким» обозвали… добро бы просто «>некиим», так еще – «некиим хлыщом».
Если про меня скажут, что я не пошел на занятия оттого, что испугался этой заметки в газете, то это будет позор на всю жизнь, поэтому, позавтракав, я отправился в школу и явился туда раньше всех.
Каждый, кто ни входил, взглянув на меня, начинал хохотать. А что тут было смешного? Пришел Нода.
– Ого! – воскликнул он. – При вчерашних подвигах изволили получить почетное ранение?
Нода сказал это издевательским тоном, – должно быть, в отместку за то, что я поколотил его тогда на банкете.
– Нечего молоть зря! – прикрикнул я на него. – Иди облизывай свои кисточки!
– Ах, извините!… – проговорил он. – Наверно, изрядно болит?
– Болит или не болит – не твое дело, это мое лицо! И чего ты суешься? – огрызнулся я.
Тогда он отошел, сел на свое место и, посматривая в мою сторону, принялся, посмеиваясь, шептаться о чем-то со своим соседом, учителем истории.
Затем явился «Дикообраз». Нос у него стал лиловый и распух так, словно внутри был нарыв, готовый вот-вот прорваться. Может быть, он пострадал из-за своей самонадеянности, но, как бы там ни было, его носу досталось крепче, чем моему лицу!
Читать дальше