Ромен Роллан: Лилюли

Полишинель. Это Братство. Ты осторожней с ним, он очень зол. Он — людоед, но в руках у него вилка и на устах молитва. Манеры как в самом высшем круге — это цивилизации заслуга. Почтенный капеллан его везде сопровождает, указывая, кто ему не братья, чтоб с чистой совестью он мог сожрать их.

Альтаир(в отчаянии) . Какая гнусная насмешка! Не хочу больше смотреть... Все, что я люблю и почитаю, предстает мне в уродливом и омерзительном обличье. Братство — людоед, Свобода с кнутом в руках гонит рабов, закованных в цепи! Рассудок слеп, а Любовь безмозгла! Зачем же тогда жить? Ради чего?

За его спиной появляется Лилюли. Она неожиданно возникает посреди луга и тихо плывет над землей, едва касаясь ногами белых цветов мака. Приблизившись сзади к Альтаиру, она зажимает ему глаза. Голова его приходится на уровне ее груди.

Лилюли. Ради меня.

Альтаир(вздрагивает) . Любимая! Ты! Наконец-то! (Хочет обернуться.)

Лилюли. Не двигайся! Останься так! (Не снимая рук, прижимает к себе его голову.)

Альтаир. Я слышу, как бьется твое сердце, как трепещет твоя грудь... Тут, под моей щекой... твоих нежных пальцев, из их прохладных кончиков ты, чувствую, переливаешься в меня, как ручеек, и унимаешь жар в моей крови... Я умираю от счастья... Ты здесь! Ты здесь!

Лилюли. Ну? Теперь все хорошо?

Альтаир. Все хорошо... И мир прекрасен. (Как бы внезапно пробуждаясь.) Но эти страшные виденья, эти чудовища, которые сейчас тут проходили?

Лилюли. Тебе приснилось.

Альтаир. Нет, я видел...

По-прежнему зажимая Альтаиру глаза, Лилюли склоняется над ним еще ниже, приближает лицо к его лицу, губы к его губам, почти вплотную, и все же не касается их, так же как ее ножки не касаются белых чашечек мака, над которыми она парит.

Лилюли. Тебе приснилось. Смотри теперь!

Альтаир. О, как все озарилось — каким-то новым светом! Солнце не палит больше... Над дорогой не поднимается уж едкий запах пыли и пота от человеческого стада. Ветерок свеж, как твои пальцы. Воздух благоухает акацией, как твои губы. Радостной поступью, обнявшись, проходят стройные и гармонические люди. Свобода расчищает им путь и убирает тернии, чтоб им не наколоться. Подобно Юноне, из чьего соска брызнул когда-то Млечный Путь, Братство всех любовно поит из материнской своей груди. В листве незримые Рассудок и Любовь воркуют в сладостном согласье, как две голубки. О жизнь, я вновь обрел утраченный твой лик. Как он прекрасен! (Засыпает в объятиях Лилюли.)

Лилюли. Баю-баюшки-баю, баю деточку мою... (Целует его глаза, бережно опускает его на землю, окутывает ему голову своим покрывалом, затем обращается к солдатам Вооруженного Мира, все еще марширующим по дороге, — сейчас это артиллеристы с пушками.) Ну, теперь забирайте его. Он будет крепко спать на этом лафете.

Солдаты забирают Альтаира и уносят.

Полишинель. Пантера с золотистыми глазами, мурлычь, облизывайся розовым язычком, отведав крови! Что, вкусно?

Лилюли. Очень.

Полишинель. Тигрица гирканская!

Лилюли. Индюк бирманский!

Полишинель. Не стыдно тебе?

Лилюли. Чего мне стыдиться? Того, что я дарую счастье?

Полишинель. Предать такого младенца!

Лилюли. Он своей участью не поменялся б с королем. Спать на пушке, грезя о Братстве! Что слаще в двадцать лет? Тебя не соблазняет? (Приближается к Полишинелю с завлекающей улыбкой.)

Полишинель(отступая) . Спасибо! Мне уже не двадцать. Стар увлекаться.

Лилюли(подходит еще ближе) . Для счастья никогда не поздно!

Полишинель. Благодарю! Но я давно в отставке — без чина.

Лилюли. Как жаль!

Полишинель(с иронией) . Еще бы! Такой красавец мужчина!

Лилюли. А что же? Недурен!

Полишинель прыскает со смеху, но позволяет Лилюли подойти немного ближе.

И если хочешь, я могу по дружбе устроить, чтоб тебя признали годным для военной службы.

Полишинель(поспешно отступает) . Премного благодарен!

Лилюли. Да что ты скромничаешь? Ноги у тебя, во всяком случае, в порядке. Ну-ка пройдись, я посмотрю... Подними руки! Шагни! Да из тебя выйдет отличный солдат!

Полишинель. О да! Я отлично сумею удирать!

Лилюли. И то неплохо. Сейчас, мой друг, бежать из одного сраженья — значит попасть в другое. Так что геройство тебе все равно обеспечено. Разве ты не хочешь быть героем?