Ромен Роллан - Лилюли

Дипломаты. Позвольте, позвольте, господа Тучные! Не суйтесь в наши дела — они вам несподручные. Ибо Дипломатия — о, это великая тайна! И только нам, посвященным, дано ее знать, а остальным полагается благоговеть и молчать! В одном можете быть уверены: мы ошибаемся только преднамеренно. Вам кажется — все погибло — банкротство, крах! — а это значит, что главная ставка уже у нас в руках. Ха! Жалкие нытики! Тоже вздумали наводить критику! (Показывают на пирующие народы.) Эта картина, столь оскорбляющая ваше зрение, это в сущности кульминация нашего гения! Ну да ладно, уж так и быть, приоткроем на миг завесу. Когда стало ясно, что в этих свиней словно вселились бесы, что этим ослам втемяшилось бежать в горы и что обветшалые стены неизбежно рухнут под их напором, мы пустились на хитрость — сделали вид, что все это одобряем. Но не пугайтесь, далеко они не уйдут! Они бы и рады, да мы-то тут — все совершается под нашим надзором, и не сомневайтесь, что очень скоро, по доброй воле, без всякого бойла, они все вернутся в свои стойла!

Тучные. А кто же будет у них за погонщика?

Дипломаты. Да все мы же. Конечно, без нас эта орда разбежалась бы кто куда, но с помощью нашей высокой науки мы изловчимся окоротить им руки и всех подведем к одному порогу, где перекрещиваются все дороги.

Тучные. Для чего? Чтобы они обнялись и расцеловались?

Дипломаты. О маловерные! Нет, чтобы они передрались!

Тучные. Да как же их заставить?

Дипломаты. А вот увидите. Будет очень занятно. Вы уж предоставьте это нам и нашим собратьям — дипломаты из того лагеря.

Тучные. Значит, вы с ними в сговоре?

Дипломаты. А как же иначе? Это ведь наши партнеры. Дипломатия — это шахматная игра. А в шахматах зачастую приходится жертвовать пешкой. Вон они пешки-то (показывает на пирующий народ) — только взять и на доске расставить!

Хор. О достохвальная Дипломатия, о ангел, с неба в нашу юдоль ниспосланный, развеивающий мирной жизни скуку, уничтожающий все иные докуки — например, любовь и счастье (ибо они слишком банальны), переиначивающий все законы природы (ибо они лишь для скотов пригодны), разлучающий тех, что друг другу милы, соединяющий тех, что охотно друг друга бы задавили! О великая мастерица отыскивать иголку в стоге сена (а если ее там нет, так можно подсунуть — подложил же Иосиф золотой сосуд Веньямину в сумку)! О преславная фокусница, чьей ловкости рук мы обязаны тем, что, вставая утром, не знаем, в какой узел к вечеру будем завязаны! Ты, нам открывшая прелести войн и народных бедствий и благодетельность вражеских нашествий — жену мою изнасилуют, поле мое вытопчут и кишки мне выпустят (ну, а я зато выпущу другому!), ты, посвятившая нас в утонченные наслаждения алчности, зависти и вожделенья! (О, как приятно чужое отнять, а еще лучше совсем уничтожить — первое, конечно, весьма естественно, но второе почти божественно!) О ткачиха многоискусная, ты умеешь, разматывая нить, столько петель напетлять и узелков навить, что уж и во веки веков не распутать! И никому еще до сей поры не удавалось подглядеть тайны твоей игры, когда над зеленым сукном в шулерском азарте мечешь ты нас, как крапленые карты, — наши деньги и души, жизнь, кровь и мясо с костей, и наше именье, и наших детей! А уж когда нас исколотили, в ступке перетолкли и измолотили, ты нам подносишь в сто пунктов трактат — пресимпатичнейший маленький пакт, — где точно указано в заключенье, сколько с нас следует за все эти развлеченья. А мы говорим: «Мерси! Мерси! Не стесняйся, еще — проси!» — и тотчас лезем к себе в карманы, ибо, как известно, любит карась, чтоб жарили его в сметане. А я карась — и тем горжусь! Лишь помани — сам в рот ложусь! О Дипломатия богоравная! Чем была б наша жизнь без тебя, преславная! Выпивка без похмелья... Без зависти веселье... Яблоко без червя... Летний день без дождя... То есть просто пошлятина, скука и преснятина!

Полишинель. А что это там собрались за франты в эполетах и аксельбантах? Шепчутся, усами помавают, словно бы что-то затевают... Ни дать ни взять — навозные жуки вокруг кочки.

Господь бог. Они подают мне знаки... Надо пойти подсобить моим верным сынам. Ибо сказано: «На господа уповайте!» Хотя между прочим и сами не зевайте! (Обращаясь к окружающим.) Простите... Меня вызывают по делу... (Истине.) Нет, ты останься. Пока ты нам не нужна. Когда все будет кончено, тебе скажут. (Полишинелю.) Сын мой, оставляю ее на твое попеченье... Не злоупотребляй моим доверием! Я вернусь за ней. (Уходит маленькими шажками, тряся животом. Возвращается.) Главное, уважай ее. Ставь над собой высоко! (Собираясь уйти.) Храни ее!