Теодор Шторм - Всадник на белом коне

Едва он въехал во двор, как из дома вышла Анна Грета. Она была одета в чистое платье; Хауке вспомнил, что сегодня служанка вновь идет на христианское собрание к портному.

— Держи-ка передник! — крикнул он; Анна Грета, хоть и нехотя, подчинилась, и он швырнул ей туда перепачканную глиной собачонку. — Отнеси ее маленькой Винке, она будет с ней играть, — распорядился Хауке. — Но только помой и обогрей ее сперва — этим ты тоже угодишь Богу, потому как эта тварь почти окоченела.

Анна Грета не посмела перечить хозяину, и христианское собрание ей в этот день пришлось пропустить.

На следующий день на плотину была брошена последняя лопата глины; ветер стих; чайки и зуйки в грациозном полете сновали то над водой, то над побережьем. С Йеверсова халлига доносилось тысячеголосое кликанье казарок, только сегодня прилетевших к побережью Северного моря; из белой утренней дымки, заволакивающей марши, вставал погожий осенний день, освещая золотистым светом новое дело рук человеческих.

Через несколько недель вместе с главным смотрителем прибыли облеченные властью проверяющие, чтобы осмотреть построенную плотину. В доме смотрителя, впервые после поминок старого Теде Фолькертса, состоялось большое празднество — были приглашены все уполномоченные по плотине и большинство заинтересованных лиц. После застолья все гости, а также смотритель, запрягли лошадей и уселись в повозки, а госпожу Эльке старший смотритель пригласил к себе в двуколку, перед которой уже бил копытами гнедой мул; старик, усадив даму, сам взялся за поводья, никому не уступая права везти смышленую смотрителеву жену. Все направились от насыпи по дороге к новой плотине и, въехав на нее, покатили вдоль нового кога. Дул легкий северо-западный ветер, нагоняя волны прилива на северную и западную стороны плотины; но было очевидно, что новый плавный спуск мягко ослабляет их натиск. Проверяющие не уставали хвалить смотрителя, и среди их восторженных речей затерялись отдельные сомнения и опасения, высказываемые уполномоченными.

И этот день миновал; однако смотритель еще раз изведал большое удовлетворение, когда, задумавшись, ехал однажды вдоль новой плотины. Хауке задавался вопросом, отчего ког, который без него бы не существовал и стоил ему пота и бессонных ночей, назвали, по имени одной из правящих принцесс, когом Каролины [59]. Однако это было так: на всех касающихся плотины бумагах стояло ее имя, кое-где оно даже было выведено красным готическим шрифтом. Оглядевшись, Хауке заметил двух земледельцев с их утварью — один шел в двадцати шагах позади другого.

— Обожди! — крикнул тот, который был дальше. Но товарищ его — он стоял уже у взъезда на плотину — крикнул в ответ:

— В другой раз, Йенс! Сегодня уже поздно, а мне надо еще тут землю порыхлить.

— Где?

— Да здесь, на коге Хауке Хайена!

Он выкрикнул свои слова громко, поднимаясь уже на плотину, как если бы все марши, что простирались там, внизу, должны были их слышать. Для Хауке прозвучало это так, как если бы только что провозгласили его славу; он привстал на стременах, — пришпорил коня и зорким взглядом окинул ландшафт, лежащий от него по левую руку.

— Ког Хауке Хайена! — повторил он тихо — это звучало так естественно, что, казалось, и не могло быть иначе!

Пусть писцы упорствуют, если им угодно; но без его имени уже не обойдется! Имя принцессы — не истлеет ли оно вместе со старыми бумагами? Белый конь летел в гордом галопе; в ушах всадника звучало:

«Ког Хауке Хайена! Ког Хауке Хайена!» Новая плотина казалась ему теперь едва ли не восьмым чудом света; во всей Фрисландии не сыщется ничего ей равного. Конь танцевал под ним; и всаднику уже казалось, что вот он стоит над всеми фризами, выше всех на голову, и озирает соотечественников сочувственным и проницательным взглядом.

Дни шли за днями; миновало три года с тех пор, как возвели плотину. Строительство оправдало себя: затраты на починку были минимальны, по всему когу цвел теперь белый клевер, и, если кто-то ехал по плотине, летний ветерок доносил до него облачка легкого аромата. И вот наконец наступило время, когда идеальное обладание землей превратилось в реальное, и все участники получили предназначенные им наделы в вечное владение. Хауке не бездействовал, и ему досталось еще несколько участков земли. Оле Петерс затаил злобу: на новом коге ему не принадлежало ни одного участка. При дележе земли не обошлось без споров и неудовольствий, но вскоре все было улажено, и этот день в жизни смотрителя тоже миновал.