Йордан Йовков - Если бы они могли говорить

Голова у Севастицы болела, не переставая, и Захари продолжал ходить к Галунке в дом. Однажды они с Василеной как обычно сидели у окна, и Захари сказал:

— Представь себе, что ты — хозяйка поместья. Что ты перво-наперво сделаешь? Как станешь распоряжаться?

Василена отлично понимала, что все то, о чем говорит Захари, никогда не сбудется, что все это ложь, мираж. Но удивительное дело — лишь одной лжи она безоговорочно верила: когда он намекал, что она, Василена, может стать хозяйкой поместья. Здесь она выросла, работала, знала каждый камешек, каждая травинка была ей знакома. Василене хотелось навсегда остаться здесь, работать — сколько хватит сил и здоровья. И она верила, что то, чего она страстно желает, непременно случится.

— Ну, смелее, скажи, что ты тогда сделаешь?

Черные глаза Василены были устремлены вдаль, словно там она видела что-то. Но ответить не успела, потому как в эту минуту в комнату вошла Севастица. Черная, страшненькая, она, как видно, совсем недавно поднялась с постели.

— Севастица, ты меня ищешь? — испуганно вскочил на ноги Захари. — Иду, иду… Я тут маленько заболтался… Как голова? Прошла? Если хочешь, мы можем прогуляться. Сейчас уже не жарко, для тебя в самый раз.

А Севастица во все глаза смотрела на Василену. В ее взгляде читалось высокомерие и гордость — таким взглядом, обычно, хозяева встречают слуг. Затем круто повернувшись, Севастица вышла, за ней засеменил и Захари.

Но они не пошли гулять, а закрылись в господском доме и, наверно, ругались — об этом свидетельствовал повышенный тон беседы. Потом все же вышли на прогулку, но продолжали препираться. Василена следила за ними. Какая-то особая улыбка, выражавшая злорадство, но и надежду, играла у нее на губах.

Захари и Севастица исчезли в темноте. Василена осталась стоять на месте. Заслышав их шаги, она быстро спряталась за дерево и прислушалась.

— Да что ты, Севастица, как тебе только могло в голову прийти, что я заглядываюсь на Василену? Это же невежественная, простая мужичка… Кто? Я?! Да она и имени своего написать не может — у нее же пальцы, как грабли. Она даже ручку взять не может…

Они остановились и Захари произнес:

— Если хочешь, Севастица, завтра же уедем.

Они снова двинулись вперед и стали постепенно отдаляться, но Василена смогла услышать еще слова:

— Знаешь, как я иногда шучу? — засмеялся Захари. — Говорю ей: — Представь себе на секунду, что ты — хозяйка поместья, так что ты тогда сделаешь? И она, дурочка, с готовностью начинает перечислять: надо поправить сарай, овечий загон, ограду починить, в некоторых местах обвалилась, новый амбар построить и прочее, и прочее…

Захари заливисто рассмеялся. Но смеялась ли Севастица — Василена не услышала. Она словно оцепенела. Так, значит, все было ложью, он просто издевался над ней! Ноги у нее подкосились, она без сил опустилась на какой-то толстый корень, торчащий из земли, и глубоко задумалась.

— Тетя Василена, тетя Василена! — послышался тонкий детский голосок Галункиного ребенка, разыскивающего ее. Василена вздрогнула, но не отозвалась, а когда голосок затих вдали, закрыла лицо руками и горько заплакала.

Домой она вернулась уже спокойной. Поговорила немного с Галункой. Васила дома не было, и они легли спать рано. В полночь Василена встала, на цыпочках, чтобы не разбудить Галунку, вышла, вывела из конюшни двух самых лучших лошадей — серых, в яблоках, — сама запрягла их в повозку. Когда она уже была готова выехать со двора, кто-то из дома окликнул ее:

— Эй, кто там?

— Это я, — отозвалась Василена.

И снова все стихло.

Повозка выехала со двора и покатила по дороге — сначала неторопливо, потом все быстрей и быстрей…

А на другой день, когда не знали, где искать Василену и хотели уже поднимать переполох, в поместье приехал крестьянин из Сарнено, вернул повозку. К уздечкам лошадей были привязаны белые рушники — как на свадьбе.

— С праздником вас! — сказал крестьянин, останавливая повозку.

Во дворе как раз были Захари, Севастица, Галунка, толпились батраки.

— С каким-таким праздником?

— Как — с каким? Сегодня утром обженили мы Василену и Велико. — И, подумав, что все удивляются такой скоропалительной свадьбе, добавил: — Так ведь документы у них давно готовы, позвали батюшку — и все!

Захари подхватил под руку Севастицу, и супружеская чета направилась в господский дом.

Работа у колодца нудная, монотонная. Визгливо скрипит барабан, будто жалуется на свою участь, подобно черной змее извивается канат, сплетенный из кожаных ремней и смазанный дегтем, чтобы не высыхал. Канат тянет крупный белый конь, который медленно ходит по кругу. За ним идет Митко, племянник Васила, — смуглый мальчишка с живыми черными глазами. Штанины у него подвернуты, он шагает прямо по пыли босыми ногами, покрытыми лишаями и царапинами. Митко счастлив, что ему доверили такую важную работу, и старается ступать прямо в след коня.